Лагерный пахан
Шрифт:
Рубач с надеждой глянул на Трофима:
– Ты вот скажи, есть у тебя двадцать косарей или нет?
– Нет.
– Вот видите, братва, нет у него ничего. А я бы волну поднял. Вы бы меня балаболом назвали…
– Ну, не знаю… – в глубоком раздумье покачал головой Жиха. – Я тебя, Рубач, давно знаю, крысой ты не был… Но и не химичил ты раньше. Сначала мое слово, а потом уже дела… Не нравится мне все это. Не нравится…
– Да я отвечаю, не думал я замылить бабки! Если б что-то прорисовалось,
Рубач из кожи вон лез, чтобы доказать свою невиновность, но, судя по всему, Жиха не очень-то ему верил.
– А пацана зачем на развод кинул? – спросил сидящий рядом с вором авторитет.
Изможденное, чахоточного цвета лицо, но взгляд сильный, энергичный.
– Какого пацана? Трофима, что ли? – спросил и сам же себе ответил Рубач. – Ну, почему на развод? Он же слам с нашего цехового снял. В общак не отстегнул… Ну, должен же был кто-то восстановить справедливость…
– Я на тюрьму поставлен, чтобы за справедливостью смотреть, – мрачно изрек Жиха. – И если ты от моего имени базарил, должен был сначала со мной по этой теме перетереть. А ты сам с усам, нехорошо… А то, что пацан, на общак не отстегнул…
Вор сурово глянул на Трофима.
– Это правда, что ты на общак не скинулся? – жестко спросил он.
Трофим хорошо знал, как важно уметь держать базар. Поэтому постарался ответить кратко, четко, без колебаний.
– Правда. Но я собирался отстегнуть. Да менты повязали.
– И как долго ты собирался?
– Недели две…
– Долго.
– Но я могу объясниться.
– Валяй.
– Я два года на малолетке был, а потом сразу в армию загремел, в стройбат, на два года. Вернулся, никого не знаю. Только один Петруха Мигунок…
– Не знаю такого, – покачал головой Жиха.
– Так и он мало кого знал… Он терпилу, то есть Лелика… В общем, он свою долю снял и на дно залег. А я на плаву остался. И барахтался, пока менты не закрыли… Но здесь я сразу на общак свой хлеб положил…
Вор пытливо глянул на Рубача:
– Это так?
– Да врать не буду, – кивнул смотрящий. – Один клоун ему предъяву бросил – типа, петух на хату заехал. Трофима к столу не пускали, так он сам ничего не ел – ждал, когда мы его к себе позовем. Все, что было у него, сразу на общак наш положил…
– А что за клоун?
– Бутон его кликуха.
– И где он?
– Весь вышел, – мрачно усмехнулся чахоточный авторитет. – Братва его за косяк голимый опустила, так он с хаты ломанулся. На больничке завис. Там и загнулся. Утром с петлей на шее нашли.
– Сам или кто-то помог?
Чахоточный многозначительно кивнул на Трофима:
– Да вот, пацан с ним в одной буцыгарне был… У него спросить надо.
– Спросим.
Жиха упер в Трофима вопросительный взгляд.
– Куму
– А на самом деле?
– На самом деле я на больничку за Бутоном пошел. Он меня в петухи записал, такой наклеп кровью смывается…
– А точно наклеп? – подозрительно спросил Жиха.
– Точно, – вступился за Трофима чахоточный.
В отличие от вора, который совсем недавно занял место смотрящего, он хорошо разбирался в тюремных раскладах.
– Братва разбор проводила, с ним все чисто… Он у лохмачей был, на прессу. Менты на признанку кололи…
– И что? – вскинулся Жиха.
– Раскололи. Он мокрое на себя взял, лишь бы не подставляться…
– Лохмачи, на прессу, – грозно насупился вор. – С этим гадами мы еще разберемся… А точно не подставился? – кивнув на Трофима, спросил он.
– Точно. Вертух за ним смотрел, он и Щипчику слил, что с пацаном все чисто. Щипчик Витому сразу отписал, чтобы пацана почем зря не проткнули…
– Свою мокруху взял или чужую? – Жиха не сводил с Трофима пристальный взгляд.
– Свою.
– Это он Лелика на себя взял, – пояснил Рубач.
– А тебя спрашивали? – нехорошо глянул на него вор.
– Нет.
– А сам откуда знаешь, что Лелика?
– Да он сказал…
– Ты прижал, я и сказал, – не стал молчать Трофим.
– Он что, выпытывал у тебя?
– Да почти… Если б я не знал, что у него свой интерес, я бы решил, что под наседку попал…
– Кто наседка? Я – наседка? – вскипел Рубач.
– Я не называл тебя наседкой, – покачал головой Трофим. – А если ты думаешь, что назвал, я готов ответить за свои слова…
– Что ж, объяснись, – потребовал Жиха.
– Да не нравится мне вся эта канитель…
Трофим хорошо помнил тот разговор, который Рубач завел о цеховом с Линейной. Тогда он не вызывал у него подозрений, да и после разрозненные фрагменты почему-то не складывались в единую картинку. А сейчас вдруг все срослось…
– Он сразу меня про цехового спросил, – сказал Трофим. – Говорил, что в прокуратуре был, кто-то там ему про Лялина сказал, типа, его сначала на тачке из дома вывезли, потом сожгли…
– Чо ты несешь?! – Рубач дернулся так, как будто на оголенный высоковольтный провод наступил.
– Ша! – крикнул ему Жиха.
И велел Трофиму продолжать.
– А до того он еще про волыну спрашивал, ну, с которой меня повязали… Я ему не сказал, а он про цехового вспомнил… А потом следак меня за жабры взял. Типа, такой же «наган», как у меня, у цехового был… А откуда он мог про «наган» знать?.. В общем, я думаю, неспроста мне эту делюгу шить стали. Ведь закрыли меня не из-за цехового, совсем по другому делу. А тут еще это добавили…