Лагом к волнЪ
Шрифт:
– И суд вынес обвинительный приговор?
– Суд приговор не вынес, а оправдал его! Но, как только началось расследование, Ромку посадили в СИЗО. И пробыл он там два месяца! Если точно: месяц и два дня.
Марк с Ильей не спорил. Действительно: в следственном изоляторе нормальному человеку не захотелось бы и час находиться.
– Зачем твой Бог засунул в СИЗО врача высшей категории? Талантливого реаниматолога! Замечательного человека. Искреннего отзывчивого друга! Любящего мужа и отца! Даже мама этого несостоявшегося «висельника» на том первом судебном заседании целовала Ромке руки, за своего спасенного сына.
– У
– Не прятал Он его! Наоборот! В СИЗО Ромка еще двоих человек с того света вернул. Теперь докторскую пишет.
– Илья! Теперь даже я понял: для чего твой друг попал в СИЗО! Для чего Господь его туда поместил – «засунул»! Чтобы спасти еще двух людей!
– Честно говоря, я об этом тоже думал. Оба случая попыток суицида произошли ночью. Тюремный врач работает на пятидневке. Надзиратели, как только увидели тех двух самоубийц, сразу вспомнили, что у них в камере врач сидит. Получается права народная мудрость: все что ни делается – к лучшему. А Ромка теперь – только с тяжелыми пациентами. Правда, в реанимации легких и не бывает. Тема его диссертации: «Как вернуть к жизни человека, который не хочет жить».
Не так давно какой-то злой пес порвал двух бомжей. Я в тот день был на дежурстве. Вызвали нашу бригаду. Мы их транспортировали. Их нашли экстремалы в заброшенном недострое. Одному из бомжей – двадцать девять, другому – тридцать один. Выходили их. Оказалось – совсем не бомжи. У обоих – квартира, прописка. Ромка этих «бомжиков» выходил еще и уму-разуму научил.
Спрашивает их: « – Почему пьянствуете? Бездельничаете»? Один сказал, что его мама обидела, другого – девушка. Тому, которого обидела мама, Роман Федорович напомнил об уважении детей к родителям…
Какое интересное открытие он сделал в СИЗО! Сказать?
– Скажи.
– Если родители не воспитывают ребенка, его в тюрьме будет воспитывать общество.
– Твой друг сидел там не один, а с Ангелом своим Хранителем. Эти слова – из библии2. А второму бомжу, какое было вразумление?
– Второму – сказал: девушки мужиков не обижают, а дарят им детей…
Ты сам: работаешь или учишься?
– Я выучился в семинарии. Помогаю в храме – алтарник. Хотел рукополагаться через двенадцать дней, – грустно ответил Марк Илье, – но теперь…
– Теперь сомневаешься? Или не идет латынь? Могу натаскать по своей методике. У меня к языкам способности: я их просто «ем»! Так все говорят.
– Молодец! Но мне латынь не нужна, – Марк уже привык и давно не удивлялся, когда его светские собеседники путали церковнославянский с латынью. Поправлять ошибку Ильи он не стал, а лишь витиевато произнес: —Если только стану изучать углубленно какое-нибудь западное религиозное течение. Или для саморазвития… Скорее – сомневаюсь: соблазнов много и недоразумений.
– По-твоему рассуждаем так: чтобы я, например, взял и бросил свою медицину из-за соблазнов и недоразумений? Расхотел возиться с пациентами? – Спросил Илья, задорно рассыпая по комнате бусины
Он смеялся долго, и своей искренней веселостью, совершенно непредсказуемо, излечил Марка от гнета его болезни – сомнений и соблазнов. Внезапный перевод дорогого и любимого владыки Серафима не казался теперь Марку таким катастрофичным. А приспособленчество отцов – плодом ошибочного самомнения.
«Вот это врач!» – Подумал Марк об Илье. – «Такой не бросит «свою» медицину и пациентов»!
– Везде, где находится человек, везде и всегда будут – соблазны, конфликты, споры, недопонимания и недоразумения. Мы же не ангелы. Мы – люди, – сказал, отсмеявшись Илья. – Тебя соблазняют, а ты делай – по совести!
– Илья, делай по совести, – учили его родители: Мила Станиславовна и Андрей Олегович. – Делай по совести, несмотря на внешние неустройства в виде оптимизаций, сокращений и прочих «новаций». Они готовили своего сына не только к ношению стерильного белого халата, но к – профессиональному отношению к пациентам. А профессионализм зиждется на совести и управляем ею. И сами они по жизни следовали медицинскому правилу: что взять с пациента кроме анализа? Если пациент буянит, если пациент даже и грозится врачу карами небесными, врач если он – врач, должен сначала вылечить пациента, а потом уж начинать бояться. Угрюмые девяностые, когда месяцами задерживался девальвированный рубль, Мила и Андрей, оставляя Илюшку в ночную группу, шли в оперблок для спасения расстрелянных и кому-то неугодных полуживых конкурентов.
И сколько раз эти же самые слова, что говорил теперь Илья, говорили и повторяли Марку родители, молочная мама Татьяна и невеста? Миллионы!
Сколько раз говорил и повторял эти же слова отец Диомид? Миллиарды! Марк им не верил. Он их не слушал, а если слышал – считал слова их пустыми. Рассуждал так: они близкие люди, друзья. Они – успокаивают. Лгут, преподнося свой обман, как проявление любви. Когда то же самое повторил чужой человек, не зная при этом сути «соблазна и сомнений» – Марк сразу поверил. До него дошло. Всем, как говорится миром – достучались! Пробили стену своеволия и своеумия.
Слушая близких, Марк в ответ молчал. Избегал разговора. Убегал от себя, но убежать не мог. Очень старался. Рвался, но не убежал. Не умеет человек слушать Бога. Даже, когда Бог кричит ему через людей миллиарды и триллионы раз: «– Я твой Бог. Я все о тебе знаю. Так надо. Учись Мне доверять!»
И понял Марк: на кладбище Господь обличил его неразумие. Китайцы выросли в языческой стране, а уверовали настолько, что стали духовными братьями! И в обозримом будущем – служителями алтаря Господня! Блудные дети возвращаются к Отцу, а родные, как Марк – противятся Его святой воле.
– У тебя есть мечта? – Спросил Илья.
– Есть. Даже две. Одна исполнится через пять дней – я женюсь на Ольге. А вторая через двенадцать дней, когда рукоположусь, – Марк больше не сомневался, что его рукоположение состоится, аще жив буде. И был благодарен Господу – за то, что познакомил его с Ильей.
– У меня тоже, есть мечта. Иногда мне кажется, что это не досягаемо, а иногда…
– Какая мечта у тебя, Илья?
– Хочу быть военным моряком-подводником…
Марк догадался, почему Илья не договорил, а замолчал – с его ростом такая мечта – труднодостижимая.