Лакомые кусочки
Шрифт:
Мир давно представал перед ней искаженным, думала терзаемая мукой Лига. Она вдруг вспомнила, сколько милых улыбок Бранза дарила Рамстронгу — а Лиге они казались дочерними; сколько нежных взглядов посылал Бранзе Давит — Лига объясняла их отеческой любовью или медвежьей застенчивостью; сколько раз Бранза уговаривала ее пойти к Рамстронгам — Лига была уверена, что ее дочерью движет сострадание к осиротевшим малышам. Только теперь ей стало понятно, что это были шаги навстречу сближению, навстречу этой помолвке, тогда как прежде Лига видела в них лишь приятные
И все-таки… Неужели она полностью ошибалась? Неверно истолковала медвежьи взгляды Рамстронга, медвежьи ласки, медвежью лапу на своей щеке, дыхание, отдающее свежей зеленью? Лига терзалась сомнением, она должна была знать наверняка. О, как она мечтала, чтобы Рамстронг открылся ей, но при этом подтвердил лишь, что любил ее, и непременно прибавил бы, что до сих пор любит, все так же любит и хочет взять в жены. Лига отнюдь не хотела услышать что-нибудь вроде: «Да, Лига, я и вправду нежно любил тебя, но все это в прошлом. Моя любовь померкла, едва ты шагнула из другого мира дряблой старухой, совсем не той прекрасной молодой матерью, к которой меня влекло».
Лига никогда бы не осмелилась спросить Рамстронга напрямую. Она не пережила бы отчаяния, услышав его «нет». И даже будь ответ утвердительным, Лига сгорела бы со стыда, глядя на мужчину, который некогда мечтал о той, что впоследствии станет ему тещей. Ей оставалось лишь улыбаться тихой отрешенной улыбкой, которая словно приклеилась к ее устам только ради того, чтобы у людей не возникало лишних вопросов. Отныне Лига должна думать — разве все эти годы счастье дочерей не было ее главной целью, пусть даже она шла к ней не тем путем? — только о благе Бранзы и улыбаться, улыбаться, скрывая за улыбкой раздирающий душу вопрос.
За день до свадьбы Давита Рамстронга и Бранзы Коттинг младшая сестра невесты, семнадцатилетняя Эдда на гнедой кобыле приехала из Рокерли. Стоило полюбоваться на ее стройную фигуру, когда она ехала по главной улице Сент-Олафредс на роскошном взмыленном коне: в темном костюме для верховой езды, шитом по моде Рокерли, в шляпке с двумя черными шелковыми лентами, спускающимися сзади на шею. Эдда пока что держалась не столь внушительно, как мисс Данс, и все же притягивала взоры горожан своей гордой осанкой, умным и пытливым взглядом, легкой улыбкой, время от времени озарявшей ее лицо.
В тот вечер Коттинги вместе с Энни ужинали у Рамстронгов. Эдда сообщила, что привезла сестре подарок и хотела бы показать его всем родным. После ужина Лига и Эдда убрали со стола, пришли в гостиную и присоединились к госпоже Энни и Давиту, ожидавшим, пока Бранза уложит детей. Нетерпеливая Эдда не могла усидеть на месте.
— Эй, перестань шуршать юбками, — со смехом проговорила знахарка. — Детишек не заставишь уснуть быстрее.
— Это точно, — кивнул Рамстронг, который сидел у окна. — Раз в доме Бранза и гости, да еще эта предсвадебная суета,
— Эдда, деточка, расскажи поподробней о своих уроках, — попросила Энни. — Чему эта страшная ведьма из Рокерли тебя научила? Уже что-нибудь знаешь о трансметраморфезациях?
— О, много всего! То, что я приготовила для Бранзы — ну, это как в детстве мама заставляла нас повторять одни и те же швы и узоры — помнишь, Ма? — прежде чем доверила шить настоящие платья. Это задание, которое мисс Данс дала мне для того, чтобы я училась управлять магической энергией, не причиняя вреда окружающим.
— И что же, наставница довольна результатом? — поинтересовалась Лига. — Надеюсь, мне не придется краснеть за твое шитье. Сколько нам пришлось попыхтеть над образцами, а, Эдда? Помню твою первую работу — материя насквозь промокла от крови и слез! Правда, я сама ревмя ревела, когда начинала вышивать, только ты при этом еще и злилась. — Лига ласково улыбнулась, вспомнив приступы гнева младшей дочери.
— Мисс Данс похвалила меня. — Эдда покраснела. Теперь она держала в руке небольшой шелковый мешочек на шнурке, в котором лежало что-то гладкое и округлое, похожее на камень.
— А ну-ка, покажи, — понизив голос, попросила Энни. — Давай, пока нет Бранзы.
— Нет! — Эдда прикрыла мешочек другой рукой. — Она должна увидеть это первой.
С верхнего этажа по всему дому, готовому чутко уловить любое движение в душном воздухе, разносилось пение Бранзы. Чистый голос плыл, проникая в каждый уголок, точно волшебные чары, прозрачные дуновения магии, взмывал вверх и опускался, будто трепещущие на ветру шелковые ленты.
— Наконец-то! — Завидев Бранзу, Энни даже привстала. — Мы все уже сгораем от любопытства: что же твоя сестрица прячет в этом мешке?
Давит похлопал рукой по спинке гостевого кресла.
— Иди сюда, любимая, тебе — лучшее место.
— Разве твой подарок не для жениха и невесты? — Бранза пересекла гостиную и села в кресло.
— Нет, нет. Свадебный подарок вы получите от меня завтра. А это — только для тебя, просто я хотела, чтобы все увидели, каких успехов я добилась.
— У нас, поди, волосы дыбом встанут! — Старуха подалась вперед. Она сидела на самом краешке стула и не сводила глаз с шелкового мешочка.
Эдда не спешила продемонстрировать свой подарок. Зажав его в кулаке, она наклонилась к уху сестры и негромко спросила:
— Помнишь свой сон про волка? Он приснился тебе месяца два назад.
— О да! — с жаром воскликнула Бранза. — Откуда ты знаешь? — Сон был необычным и ярким, и еще несколько дней она с тоской и теплотой вспоминала его, но не рассказывала об этом никому, даже Давиту.
Эдда хихикнула.
— Это я наколдовала, сестричка! Сделала так, чтобы он тебе приснился. Это было нужно для моего подарка.
— Да ты настоящая чародейка! — удивилась Бранза.
Госпожа Энни удовлетворенно кивнула.