Лакомый кусочек
Шрифт:
— И тогда можно снова их выгладить! — сказала Мэриан, желая его утешить. — Если бы они не мялись, что бы вы делали?
— Может быть, для разнообразия я занялся бы чем-нибудь более толковым, — сказал он, не открывая глаз. — Производство — потребление. Поневоле задумываешься, уж не сводится ли вся наша жизнь к тому, чтобы один вид отбросов превращать в другой? Человеческий разум долго сопротивлялся превращению в источник прибыли, но теперь и на нем хорошо зарабатывают: бесконечные ряды библиотечных полок, в сущности, не так уж отличаются от кладбища старых автомобилей. А самое противное, что человек никогда ничего не завершает, все повторяется! Знаете, я придумал грандиозный план, хочу добиться, чтобы листья не опадали
Мэриан сидела на самом краю кровати, слегка наклонясь к Дункану, слушая и не слыша его монотонный голос. Она рассматривала контуры его черепа под тонкой кожей и удивлялась, до чего он худ, почти как скелет. У нее не возникало желания прикоснуться к нему, а глаза, ушедшие в глубокие впадины, и резко обозначенные челюсти, движущиеся вверх и вниз на уровне уха, даже вызывали у нее легкое отвращение.
Внезапно он открыл глаза и с минуту смотрел на нее, будто не мог вспомнить, кто она такая и как очутилась в его комнате.
— Хм! — сказал он наконец, совсем другим тоном. — Ты в этом халате похожа на меня!
Он протянул руку, ухватился за ткань халата и потянул ее к себе. Она не сопротивлялась.
Переход от ровного, усыпляющего голоса к резкому восклицанию, и затем ощущение его тела — потому что он, как оказалось, все же был создан из плоти и крови, сперва испугали ее. Ее собственное тело напряглось, противясь ему; она попыталась отодвинуться. Но он обнял ее обеими руками. Он оказался сильней, чем она думала. Она не совсем понимала, что происходит; у нее даже появилось тревожное подозрение, что в действительности он гладит свой халат, в котором она лишь случайно оказалась.
Она подняла голову и посмотрела на него. Его глаза опять были закрыты. Она коснулась губами кончика его носа.
— Я должна тебе что-то сказать, — проговорила она мягко. — Я помолвлена.
В эту минуту Мэриан не могла в точности припомнить, как выглядит Питер, но его имя она помнила, и оно укоряло ее.
Темные глаза Дункана раскрылись и посмотрели на нее без всякого выражения.
— Это дело твое, — сказал он. — Ведь я же не сообщаю тебе, что получил высший балл за реферат о порнографии у прерафаэлитов, — это хоть и небезынтересно, но не имеет к нам никакого отношения.
— Нет, имеет, — сказала она. В ней заговорила совесть. — Я выхожу замуж, понимаешь? Я не должна быть здесь.
— Но ты здесь! — Он улыбнулся. — Вообще-то я даже рад, что ты мне сказала. Так для меня безопасней. Видишь ли, — серьезно продолжал он, — я не хочу, чтобы ты придавала какое-то значение тому, что между нами происходит. Для меня это не имеет никакого значения, словно происходит не со мной, а с кем-то другим. — Он поцеловал ее в нос. — Ты мне заменяешь поход в прачечную.
Мэриан подумала, что ей надо бы обидеться, но, поразмыслив, решила, что не стоит, и даже почувствовала
— А ты мне кого заменяешь?
— О, со мной все просто, я податливый и заменяю что угодно — универсальный заменитель.
Он протянул руку и потушил свет.
Спустя несколько минут послышался стук входной двери и затем — тяжелые шаги.
— О, черт! — его голос слышался откуда-то из недр халата. — Явились!
Он оттолкнул ее, включил свет, застегнул на ней халат, скатился с кровати, обеими руками пригладил волосы, спускавшиеся на лоб, и одернул на себе свитер. На мгновение он застыл посреди комнаты, уставившись злыми глазами на дверь, потом кинулся к стеллажу, схватил шахматную доску, кинул ее на кровать, сел против Мэриан и быстро начал расставлять рассыпавшиеся фигуры.
— Привет! — сказал он спокойно кому-то, кто, очевидно, стоял в дверях. Мэриан чувствовала себя слишком неловко, чтобы обернуться. — А мы играем в шахматы.
— Хорошо притворяешься! — сказал этот кто-то с явным сомнением в голосе.
— Чего ты переполошился? — спросила Мэриан, когда пришедший удалился в ванную и закрыл дверь. — Было бы из-за чего расстраиваться! Ничего страшного не произошло, пусть пеняют на себя, раз входят без стука.
Но она чувствовала себя бесконечно виноватой.
— Я же говорил тебе, — сказал он, уставившись на аккуратно расставленные фигуры на доске, — они разыгрывают из себя моих родителей. Ты же знаешь, что родители никогда не понимают таких вещей. Они бы решили, что ты меня развращаешь. Родителей нужно оберегать от реальной действительности.
Он потянулся к ней через доску и взял ее за руку. Пальцы у него были сухие и холодные.
Мэриан разглядывала свое миниатюрное отражение в серебряной ложке: опрокинутую Мэриан, с широкими плечами, постепенно сужающимся туловищем и булавочной головкой. Она наклонила ложку, лоб у отражения вздулся, затем съежился. Настроение у Мэриан было самое безмятежное.
Она ласково поглядела на Питера, сидевшего напротив; их разделяло пространство белоснежной скатерти, на котором стояли тарелки и корзинка с булочками. Питер улыбнулся в ответ. Оранжевое сияние, исходившее от свечи с колпачком, делало его лицо почти угловатым — подбородок его казался более мощным, а черты лица не такими мягкими, как обычно. «Да, всякий, кто сейчас взглянет на Питера, найдет, что он исключительно красив», — подумала Мэриан. На Питере был приглушенных тонов костюм и к нему — роскошный галстук, тоже темных тонов. Костюм был не такой стильный, как его другие, так называемые молодежные костюмы, он делал Питера более солидным. Эйнсли однажды пренебрежительно сказала про Питера, что он «отлично упакован», но Мэриан теперь пришла к выводу, что эта черта в нем ей только приятна. Питер умел не слишком бросаться в глаза и в то же время выделяться на общем фоне. Некоторым мужчинам не везет с темными костюмами, вечно у них перхоть на плечах и лоснится спина, но с Питером такого не бывало. Сидя с ним в ресторане и зная, что на них поглядывают, Мэриан ощущала гордость собственницы. Она потянулась через стол и взяла его за руку. В ответ он покрыл ее руку своей.
Официант принес вино. Питер попробовал и одобрительно кивнул. Официант налил вино в бокалы и отступил в темноту. Еще одна приятная черта в Питере — это его умение легко, без всяких усилий принимать решения. В последнее время — уже около месяца — Мэриан предоставляла Питеру выбор блюд. При виде меню ее охватывали сомнения: она никогда не знала, чего ей хочется. А Питер сразу находил правильное решение. Обычно он склонялся к бифштексу или ростбифу; деликатесы вроде «сладкого мяса» оставляли его равнодушным, а рыбу он совсем не любил. Сегодня они заказали филе-миньон. Было уже довольно поздно; несколько часов они провели в квартире Питера, и теперь — по обоюдному признанию — умирали от голода.