Лань — река лесная
Шрифт:
— Дежурный! Где обед? — издали крикнул Валерка, размахивая над головой ореховой палкой. — Поч-чему не р-рапортуешь?!
— Да я вас не ждал так рано, — только и нашёлся сказать Войтёнок-младший.
— Слышите? Он не ждал нас! Он забыл, что мы хотим есть!..
Есть в самом деле захотели все, и потому дежурному сразу же было приказано раскладывать костёр. А пока Алик собирал сушняк, Валерка и Лёня принесли воды и начистили картошки.
Спустя какой-нибудь час все, кроме Скуратова, сидели за столом. Архип Павлович и от обеда
— Угостил бы Архипа Павловича. Сушить, что ли, собираешься? — выбрав удобный момент, шепнул Алик на ухо Валерке.
— Без тебя знаю, — ответил Гуз, выскребая котелок. И только когда на дне не осталось ни крупинки, он подмигнул другу и шмыгнул в палатку.
Алик сразу же ожил, повеселел. Сейчас на столе появятся…
— Хлеб да соль!
Эти слова прозвучали за спиной у Алика тихо и несмело. Но парнишке показалось, что у него над головой разорвалась бомба. Он весь содрогнулся, втянул голову в плечи и стал осторожно вылезать из-за стола.
— Не скажете ли вы мне, люди добрые, где тут стоит какой-то не то доп, не то адоп? Мне бы их начальника повидать… А-а, да я, кажется, как раз туда попала, куда нужно!..
Последние слова, как внезапный порыв ветра, сдули Алика со скамьи. Он юркнул под стол, из-под стола — в палатку.
— Тэкля! — не своим голосом простонал он прямо в ухо Валерке и нырнул под нары.
— Т-тэкля?! — Ноги у Гуза задрожали, он метнулся в одну сторону, в другую и медленно, словно держал на голове стакан с водой, сел на землю. Миска с ароматными «слуцкими бэрами» выскользнула у него из рук, выкатилась из палатки и, весело поблёскивая на солнце боками, отправилась в путешествие к столу, под ноги деду Рыгору и Николаю Николаевичу.
— Так вот я в ваш доп и пришла, — уже совсем другим голосом заговорила Тэкля. — Едва отыскала. Спасибо, Леонка-рыбачок плыл, подсказал, что вы здесь где-то… Так кто же из вас будет начальник? — взглянула она на Казановича.
— Ну-ну, слушаем вас. — Николай Николаевич хорошо знал Тэклю и понимал, что пришла она сюда не ради прогулки.
— Так, значит, ты начальник? — набросилась Тэкля на учёного. — Ничего себе! Не дурак! Берёт, антихрист, чужое добро, а платит писульками! Я законы знаю… Я…
— Тётя Тэкля, мы вас не понимаем! — улыбнулся Николай Николаевич. — Какое добро? Какие писульки?
— А вот сейчас увидишь! — Тэкля энергичным движением подняла полу своей широченной жакетки, вытащила откуда-то измятую бумажку и зло швырнула на стол — На, читай!
— Ну-ну! — Николай Николаевич разгладил бумажку и какое-то время рассматривал её с немым удивлением, будто не в силах проникнуть в смысл слов, которые были там написаны. Потом тряхнул головой и захохотал так, что Тэкля испуганно перекрестилась и на всякий случай немного отступила от «начальника допа».
— Чего ты смеёшься? — недоуменно спросил
— Нет, ты только послушай! — воскликнул Николай Николаевич. — Это, брат… это шедевр! — И учёный снова захохотал.
— Дай я сам! — не выдержал старый рыбак.
— Нет-нет, слушай: «Эта расписка выдана гражданке Тэкле в том, что мы, отряд ДОПП, взяли у неё в долг следующие фрукты: яблок «Белый налив» — десять, яблок «Титовка ранняя» — пятнадцать, груш «Бэра слуцкая» — двадцать пять. Всего пятьдесят штук на сумму, которую позднее определит сама хозяйка. Комитет ДОПП». Ну, что ты скажешь?
— Покажи, покажи мне это сочинение! — нахмурился дед. Он водрузил на нос очки и тут же сорвал их. — Валерка! — крикнул он на всю поляну. — Гуз. Поди сюда!
Тишина.
— Я кому говорю?!
Ни звука.
— Алик!
И снова в ответ молчание.
— Ах, обормоты! Ну, вам же хуже будет! — проворчал дед и, захватив хворостину, направился в палатку.
Там — только рассыпанные на полу яблоки и груши да старенькая Валеркина шапка. Григорий Петрович почесал за ухом, поднял с земли, грушу, долго глядел на неё, потом понюхал и… надкусил. «Смотри ты, вкусная какая!» — покрутил он головой и пошёл назад, к столу.
— Ну что, не нашёл? — улыбнулся Николай Николаевич.
— Нет.
— Удрали!
— Как же, их поймаешь! — подхватила Тэкля, зло вращая выпуклыми глазами. — Я и то их ни разу ещё не поймала! Из-под носа выхватят. День и ночь в саду торчу, пообедать боюсь сходить…
— Как же они умудрились «одолжить» у вас столько яблок да ещё и расписку выдать? — поинтересовался Казанович.
Тэкля насупилась, минуту молчала, потом смущённо заговорила:
— Патефоном из сада выманили. Пластинки стали возле реки крутить. Я, дура, подошла послушать. Ну, они и натрясли груш да яблок, а в будке эту писульку оставили.
Казанович снова захохотал: ему пришлась по душе остроумная выходка ребят.
— Смеётесь над глупой бабой! — обиделась Тэкля. — Бог вам этого не простит…
— Ладно, тётка, — уже серьёзно сказал Николай Николаевич. — Говори, сколько мы должны.
— Да сколько же? — сразу повеселела Тэкля. — Как со всех, так и с вас. По полтиннику за яблоко и рублик за грушу. У меня ведь груши не какие-нибудь… У меня груши…
— Хорошо, хорошо, знаем, — перебил её Казанович. — Распишитесь.
— Как это? — не поняла Тэкля.
— Напишите разборчиво на расписке, что деньги в сумме…
— Тридцать шесть с полтиной, — подсказала Тэкля.
— …в сумме тридцать шесть рублей пятьдесят копеек получили.
— Это я сейчас! — Тэкля осторожно взяла из рук учёного карандаш и долго выводила кривые, неуклюжие буквы. — Так? — спросила она наконец, глянув на Казановича.
— Так, так. Получите деньги.
Тэкля, слюнявя пальцы, пересчитала бумажки, поклонилась.
— Кушайте на здоровье! А я уже пойду. Давно домой пора.