ЛАНАРК: Жизнь в четырех книгах
Шрифт:
— НененененеМамамамам!
— Она скоро вернется, Сэнди.
— НененененененененененеМамамамамамамамамам!
Александр не умолкал, и Ланарк стал ходить с ним по комнате. Ему казалось, что он несет карлика, который молотит его по голове палкой, отнять палку невозможно, выпустить карлика из рук — тоже. В соседних отсеках начали стучать в стенки, наконец вошел мужчина и сказал:
— Слушай, Джимми, кое-кто здесь не прочь заснуть.
— Ничего не могу сделать, и зовут меня не Джимми.
Посетитель был высокого роста, лысый, щеки у него
— От молока толку ноль. Дай ему глоток вот этого — уснет как миленький.
— Нет.
— Тогда сам хлебни.
— Нет.
Посетитель со вздохом сел на стул и предложил:
— Поведай мне о своих печалях.
— У меня нет печалей! — рявкнул Ланарк, изнывающий и неспособный думать.
— Мамамамамамамамамам! — орал Александр.
— Если дело в женщине, — продолжал посетитель, — тут я могу дать совет, ведь я однажды был женат. Что вытворяла моя жена — о том лучше помолчать при малютке. Знаешь, женщины не такие, как мы. Они на семьдесят пять процентов состоят из воды. Можешь почитать об этом у Павлова.
Александр прихватил деснами соску и начал сосать. Ланарк облегченно вздохнул. Чуть помедлив, он отозвался:
— Мужчины тоже большей частью состоят из воды.
— Да, но только на семьдесят процентов. Лишние пять процентов — это и есть разница. Понятия и чувства у них такие же, как у нас, но еще у них бывают приливы, а потому частицы человеческой сущности у них внутри, то собьет в кучу, то разнесет в разные стороны. Ими управляет лунное притяжение: можешь почитать у Ньютона. Как же им следовать правилам приличия, если их направляет луна?
Ланарк уложил Александра в коляску, рядом поместил бутылочку и принялся осторожно качать коляску за ручку. Посетитель продолжал:
— Когда я женился, я был простак простаком: Ньютона не читал, Павлова тоже, вот и прогнал сучку за порог — ты уж прости за выражение, я о жене. А теперь думаю, лучше бы я взамен того глотку себе перерезал. Сделай-ка мне одолжение, приятель. Устрой себе передых. Глотни спиртного.
Ланарк взглянул на протянутую ему коричневую бутылку, взял ее и сделал изрядный глоток. Вкус оказался чудовищным. Возвращая бутылку, Ланарк попытался сказать спасибо, но на глазах у него выступили слезы, и он мог только хватать ртом воздух и гримасничать. По внутренностям постепенно распространялась волна теплого оцепенения. Он слышал голос посетителя:
— Женщин нужно любить, но не брать в голову, то есть не задумываться об их поступках. Поступают как поступают, и никто ничего не может с этим поделать. Мы поступаем так, как велят обстоятельства.
— Что нам назначено, — вставил Ланарк, проникшийся чувством глубокого понимания, — то нас не минует.
— Сто лет пройдет, — продолжал гость, — а все будет по-прежнему.
Ланарк услышал, как Александр спросил печально:
— Когда она пидет?
— Скоро,
— Когда это скоро?
— Не сейчас, но близко к тому.
— Мне она сейчас нужна.
— Значит, ты уж слишком хочешь, чтобы она пришла. А ты постарайся хотеть прилично.
— Что такое «пилично»?
— Молча. Молчать всегда прилично. Когда я лучше это пойму, я перестану разговаривать. На мили вокруг меня не будет слышно. Я стану излучать молчание, как темная звезда, сияющая в промежутках между звуками и разговором.
— Ты не учитываешь политику, — агрессивно возразил гость. — Политика строится на шуме. Не знаю, как под чем другим, а под этим подпишутся все партии.
Александр вскрикнул:
— Они меня кусают!
— Кто тебя кусает? — Ланарк, шатнувшись, склонился над коляской.
— Мои зубы.
Ланарк сунул палец в крохотный рот и нащупал краешек кости, прорезавшийся через десну. Он произнес неуверенно:
— Быстро же мы старимся в этом мире.
— Запомни одну важную вещь, — говорил гость, — ты высосал бутылку до самого донышка. Я не жалуюсь. Я знаю, где достать другую, но за нее нужно выложить пару долларов. По доллару с носа. Идет?
— Простите, У меня нет денег.
— Что здесь происходит? — В отсек с сердитым видом вошла Рима.
— У Сэнди режутся зубки, — отозвался Ланарк.
— Уже ухожу, хозяйка, — заверил гость и ушел.
Рима переменила Александру подгузник, угрюмо бросив:
— Тебе ничего нельзя доверить.
— Но я его покормил. Я присматривал за ним.
— Ха!
Ланарк следил за ней, лежа в кровати. Он уже протрезвел, и в груди снова закололо, но все же он чувствовал благодарность и облегчение. Помолчав, он спросил:
— Тебе понравились танцы?
— Танцы?
— Ты говорила, что пойдешь танцевать вместе с Фрэнки.
— Да? Может быть. Но с Фрэнки я не встретилась и отправилась искать жилье вместе с этим, как бишь его… С жирным воякой. Макпейком.
— Макпейком?
— Он тусовался вместе с нами в старой «Элите». Нынче на месте «Элиты» шоссе. Большой забетонированный ров, больше ничего. Они в самом деле решили поставить здесь все с ног на голову.
— Нашлись подходящие квартиры?
— Таких сотни, все красивые и с мебелью. Но у нас нет денег, так что я зря потратила время. Ты это собирался сказать?
— Нет, конечно, нет.
Она устроила Александра в коляске и приняла унылую позу, с опущенной головой и скрещенными под грудью руками. Ощутив укол нежности и желания, Ланарк шагнул к ней, простирая ладони и шепча:
— Рима улыбнулась, вскочила и затанцевала ему навстречу с простертыми руками, норовя его ущипнуть.
— О Рима, дорогая, — зачмокала она, — дорогушечка-пампушечка, душечка-лапушечка, давай самую чуточку предадимся любови-моркови…
Ланарк со смехом стал обороняться от болезненных щипков, пока они с Римой, обессиленные, не упали на кровать. Чуть помолчав, он грустно спросил: