Лангольеры
Шрифт:
Но он был жив. Где-то за пределами голосов-призраков слышался рев двигателей, а за ним — тот, другой звук. Звук надвигающихся лангольеров. Даже бегущих к нему!
«Вставай, вставай, Крэг. Надо подняться».
Он понял, что это вовсе не голос отца или матери. Воображение его несчастного, израненного мозга, самообман. Это же был голос… голос… из другого места, из какого-то действительно возвышенного места, где боль была мифом, а вечное давление — тягостным сном.
«Крэг, они пришли к тебе — все те люди, которых ты желал увидеть. Покинули Бостон и прибыли к тебе сюда. Вот видишь, как ты для
— Настоящий? — прохрипел он. — Настоящий? Не знаю, кто ты, но ты меня обижаешь…
Попытался снова приоткрыть глаза. Липкая, густеющая кровь чуточку подалась, но веки не разлепились. Ему удалось поднять руку к лицу. Ладонь коснулась остатков носа, и он глухо застонал от боли. Опять в голове грянули трубы, и пчелы зароились тучей. Он стерпел, пока болевой шок чуточку ослабел, и двумя пальцами насильно приоткрыл веки.
Светлый ореол не пропал. Во мраке он продолжал сиять в стороне от него.
Медленно и осторожно Крэг поднял голову.
Увидел ее.
Она стояла в ореоле света.
Та самая девочка, но только без темных очков. Она смотрела на него, и взгляд ее излучал доброту.
«Ну, давай же, Крэг, вставай! Я знаю, что тяжело, но ты должен подняться. Потому что они все здесь и ждут… но вечно ждать не смогут. Лангольеры об этом позаботятся».
Он увидел, что ноги девочки парили над полом, и вся она была окутана радужным сиянием по краям.
«Пошли, Крэг. Вставай».
Он сделал попытку подняться. Это было очень трудно, поскольку чувство равновесия почти покинуло его. Тяжело было держать голову поднятой — так она была полна разъяренных пчел. Дважды он падал, но каждый раз снова поднимался, зачарованный светящейся фигурой и ласковым взглядом, сулившим долгожданное освобождение от мук.
«Они все ждут, Крэг. Тебя ждут».
Дайна лежала на носилках, наблюдая своими незрячими глазами, как Крэг Туми поднялся на одно колено и завалился набок, затем попытался снова встать. Сердце ее переполняла щемящая жалость к этому покалеченному, разбитому человеку, к этой хищной рыбе, желающей лишь взорваться. На его изуродованном лице она видела ужасную смесь эмоций: страх, надежду и что-то вроде безжалостной целеустремленности.
«Я очень сожалею, мистер Туми», — подумала она. — «Несмотря на то, что вы сотворили, мне жаль вас. Но вы нам нужны». — Она снова позвала его, позвала своим умирающим сознанием: «Вставай, Крэг! Поторопись! Ты почти опоздал!»
И почувствовала, что они все опаздывают.
Когда более длинный шланг был подведен к 767-му, Брайан вернулся в кабину, включил внутренние энергетические системы и начал всасывать топливо. Он с беспокойством наблюдал, как стрелка на индикаторе двигалась в сторону отметки 24 000 фунтов в правом баке, ждал, что вот-вот энергосистема начнет давать сбои на топливе, которое не горит. Стрелка достигла цифры 8 000, когда он услышал изменение тона в работе маленьких задних двигателей, — звук стал натужным и грубым.
— Что там происходит, друг? — спросил Ник. Он снова сидел в кресле помощника пилота. Волосы его
— Энергосистема попробовала на вкус горючее из 727-го, и ей оно не понравилось, — ответил Брайан. — Надеюсь, магия Альберта сработает, Ник, но не уверен.
Прямо перед тем, как стрелка достигла 9 000 в правом баке, первая система заглохла. На приборной доске вспыхнула красная надпись: ДВИГАТЕЛЬ ОТКЛЮЧЕН. Он выключил его тумблер.
— А что тут можно сделать? — спросил Ник, поднимаясь и заглядывая через плечо Брайана.
— Использовать оставшиеся три энергосистемы, продолжать выкачивать топливо и надеяться, — ответил Брайан.
Спустя тридцать секунд отключился второй генератор, а когда Брайан протянул руку, чтобы выключить тумблер, заглох и третий. Погасло освещение в кабине. Теперь светились только приборы на пульте управления и слышался неровный звук работы насоса. Но вот замигали огоньки и на приборной доске. Последний генератор работал рывками, слегка сотрясая самолет.
— Отключаемся полностью, — сказал Брайан. Собственный голос показался ему хриплым, изможденным. Ощущение было такое, словно он выплывал из бездны, а сильное течение повлекло назад. — Придется подождать, когда топливо «Дельты» войдет в рамки нашего времени или в его поток, хрен его знает. Продолжать дальше не можем. Перегрузка последнего генератора опасна. Сгорят обмотки и крышка.
Однако в тот момент, когда Брайан протянул руку, чтобы его отключить, звук внезапно изменился, начал выравниваться и становиться тише. Он повернулся к Нику с изумленным лицом. Ник посмотрел на него, и широкая улыбка медленно появилась на его губах.
— Может, и выкарабкаемся, друг.
Брайан поднял обе руки вверх, скрестил пальцы и потряс ими в воздухе.
— Надеюсь! — сказал он и обратился к пульту. Быстро ввел отключенные энергосистемы. Они немедленно и ровно заработали. Засияла приборная доска, вспыхнул свет в кабине. Ник крякнул и хлопнул Брайана по спине.
В дверях появилась Бетани.
— Что происходит? Все в порядке?
— Похоже на то, — ответил Брайан, обернувшись к ней. — Есть надежда.
Крэгу наконец удалось принять стоячее положение. Светящаяся девочка теперь парила над конвейерной лентой для багажа. Она смотрела на него с божественной добротой. И еще что-то было в ее взгляде — нечто такое, о чем он мечтал всю жизнь. Что же именно?
Попытался вспомнить и сразу понял.
Это была любовь.
Любовь и понимание.
Крэг огляделся по сторонам и обнаружил, что мрак отступает и вокруг становится светлее. Выходит, он всю ночь пролежал здесь? Непонятно. Впрочем, какое это имеет значение? Главное, что эта сияющая девочка доставила сюда, к нему, всех банкиров-вкладчиков, специалистов по залоговым документам, брокеров-комиссионеров и специалистов по акциям. Они находились здесь и хотели выслушать объяснения по поводу замыслов Крэгги-вегги, Туми-вуми. А потрясающая истина состояла в том, что все это — «обезьяньи делишки». Именно в этом и состояли все его замыслы — ярды и ярды «обезьяньих делишек», мили «обезьяньих делишек». И когда он им скажет об этом, тогда они…