Ланселот
Шрифт:
— Звучит заманчиво.
— А если так, то почему у меня такое мерзкое настроение? Я всегда был человеком с огромной, чудовищной жаждой любви и жизни. Ланс, вы понимаете, о чем я?
— Да-
— Я знаю, у нас с Фрэнсис все может снова наладиться.
— Конечно, может.
— Нет, вы честно скажите.
— Ну, это возможно.
— И все равно будет хорошо, даже если…
— Да-
— У меня мерзкое состояние, но нам с ней снова может быть хорошо. Как
— Думаю, и может, и будет, почему нет?
— Фрэнсис знает меня, как ни одна другая женщина.
— Конечно!
— Нам всегда было хорошо вместе.
— Это же здорово!
— И у нас снова может все получиться.
— Ясное дело!
— Я бы что-нибудь сделал, какую-нибудь придумал историю о том, как умирает вильдебиста — это антилопа гну по-южно-африкански — и вместе с ней гибнет любовь, а потом наступает возрождение, все зеленеет, зеленеет, и эта чертова расползающаяся Сахара отступает. Вы меня понимаете?
— Да.
— Пустыня не только реальная, но и Сахара души тоже.
— Да, но сейчас вам следует подумать об отъезде.
— Я уезжаю. Пойду с остальными переговорю.
— При чем здесь остальные? — пробормотал я, чувствуя, как у меня тревожно перехватывает горло.
— Попрощаюсь. Они все равно, хоть тресни, не поедут. Знаете, чем они сейчас заняты?
— Нет.
— Рейни переносит в бельведер бутерброды и шампанское. Они собираются устроить вечеринку под лозунгом «Прощай кино, здравствуй, Мари».
Наверное, у меня был непонимающий вид, потому что он пояснил:
— Прощай, ураган киношный, здравствуй, настоящий.
— Там же запросто может убить. Слишком много стекла.
— Попробуйте объясните им.
— Я поговорю с Марго.
— Кстати, я подумал-подумал — может, вы с нею за меня и попрощаетесь. Что до остальных, я буду только рад, если Мари сдует их в реку. Знаете, что делают эти придурки?
— Нет.
— Раскладывают подушки и таскают в бельведер анисовку и текилу. Вечеринка у них!
— Я понял.
Мерлин наградил меня долгим крепким рукопожатием и столь же долгим прямым и открытым взглядом, который слегка омрачала затаенная двусмысленность. Слишком он погряз в кино.
— Люси, запрыгивай в свой «порше» и марш в школу. У тебя на все про все тридцать минут.
— Папаааа! — музыкально пропела она, точно воспроизводя коронную интонацию Рейни.
— Ты слышала, что я сказал.
— Я хочу остаться с Рейни на время урагана.
— Черт побери, нет. Собирайся.
Люси уставилась на меня с изумленным видом. Все смотрели на меня так, словно я был полумифическим предком,
— Что это на папу нашло? — услышал я чуть позже, когда Люси задала этот вопрос Сьюллен, загружавшей плимут Элджина своими жестянками из-под конфет.
— Мистер Ланс знает, что делает, девочка, — обыденно ответила Сьюллен, успокоенная тем, что кто-то наконец взял на себя обязанность принимать решения.
— Что за спешка, папа? — осведомилась Люси, опять подражая Рейни.
— Ну, во-первых, ты должна быть в школе. Я только что разговаривал с миссис Даво. Младшеклассники очень нервничают, хотя ураган вас заденет всего лишь краем. Миссис Даво считает, что ты можешь успокоить их. Она говорит, что ты обладаешь задатками лидера. Иначе не вступишь в студенческий союз, половины голосов не наберешь, ведь старшие уже вернулись. (Я действительно разговаривал с миссис Даво, и она сказала что-то в этом роде).
Впрочем, я знал, что с ней все ясно. Выбор, конечно, трудный — на одной чаше весов Рейни, Трой и ураган, зато на другой — избрание в элитное студенческое общество. Ясно, что амбиции перевесят и без моего нажима.
— К тому же Рейни никуда не уезжает. Она поживет здесь еще немножко.
В каком-то смысле это соответствовало действительности.
— Ладно, папа. Сказать по правде, я слегка побаиваюсь.
— Ну, вот и хорошо. И отправляйся.
— О’кей.
Она положила руки мне на плечи и отстранилась, склонив голову набок, как эта чертова Рейни. Что поделаешь — кинематограф.
— Папа, я люблю тебя.
— Я тебя тоже люблю.
Ветер усиливался. Он уже не утихал между порывами. Я вышел на галерею, закрыл ставни и задвинул тяжелые засовы. Они закрывались снаружи.
Затем в коридоре я встретил Рейни, которая шла в бельведер с подносом в руках.
— Что с вами, Ланс?
— Вы о чем?
— Вы ужасно выглядите.
— Я устал.
— Держите. Выпьете — полегчает.
— Спасибо, не надо.
— Тогда попробуйте вот это. Одну примите сейчас, другую позже. — Она протянула мне две капсулы. — Это лучшее успокоительное. Расслабляет и дает еще этакую эйфорию. Сохраняется абсолютно чистая голова, так что свободно можешь соображать, даже работать. Хочешь — ложишься спать, не хочешь — не ложишься. Становишься самим собой.
— Очень хорошо. — Я внимательно посмотрел на нее.
Мне и правда надо было что-то принять. Из живота по всему телу шли холод и онемение. Чего я и впрямь хотел, так это выпить.