Лапландцы. Охотники за северными оленями

Боси Роберто

Были и другие божества. Лапландцы вырезали их изображения из древесины и устанавливали в укромных местах в лесу. Они также строили для этих божеств простые алтари, на которых совершали жертвоприношения. Франческо Негри, который посетил Лапландию во второй половине XVII в., утверждал, что ему удалось увидеть одного из этих «идолов»:

«Я увидел, что он был собран недавно, вместе с алтарем и подношением. Алтарь был сделан из многих смежных кусков древесины равной длины, поддерживаемых четырьмя другими в основании примерно в половину человеческого роста; идол был сделан из небольшого дерева бедолло, с ветвями и листьями, покрытыми землей, и вырастающим из нее стволом… На алтаре было подношение в виде целого рога северного оленя, прикрепленного к части черепа; они носили это, делая вид, что получили счастливый дар от северного оленя, и вместе со своими родственниками съедали его мясо».

Рис. 46. Две

резные фигуры, вероятно идолы. Фигура слева, вырезанная из древесины, была обнаружена на территории СССР и имеет остякское происхождение. В настоящее время она находится в Национальном музее антропологии во Флоренции. Справа фигура, вырезанная из янтаря, доисторическая. Она была обнаружена в озере Куриш-Гафф, в области Юод-кранте, Литва

Глава 10

ОБИТЕЛЬ УМЕРШИХ

Церкви в Лапландии малочисленны и рассеяны по огромной территории. Тем не менее, в течение многих лет, когда это было возможно, лапландцы отвозили своих умерших на погост и, несмотря на длительную поездку, звали священника, чтобы он помолился за душу умершего.

Зимой, или в ходе весенних миграций на новые пастбища, или далеко в горах, когда церковь и священник находились вне досягаемости, лапландцы разбирали палатку умершего, оставляя жерди на месте, и посередине разжигали костер, чтобы дым поднимался высоко над тундрой. Когда костер догорал, жерди снимали и привязывали их ко вьючным седлам северных оленей. Затем закапывали умершего в еще не остывший пепел. Иногда, если древесину можно было легко найти в этом районе (хотя на этой широте это редкость!), они оставляли жерди для палатки в земле. Поэтому могло случиться, что путешественник в горах натыкался на признаки старого костра, окруженного четырьмя деревянными жердями. Можно было обнаружить и камень, под которым лежал лапландец, ушедший из жизни, чтобы соединиться со своими предками.

Эта практика отказа от обиталища человека вскоре после его смерти имеет особенно глубокие корни в российской Лапландии. За нею лежит глубокий и древний страх: умерших обычно винили в серьезных бедствиях, постигавших живых. В таких случаях советовались с шаманом. С помощью своего магического барабана он мог сообщить, который из духов умерших был виновен в какой-нибудь внезапной эпидемии или порождении какого-нибудь тяжелого семейного несчастья.

По-видимому, лапландская мать часто очень быстро оправлялась от потери сына. Будучи любящей его при жизни и предавшись отчаянию у его смертного одра, она испытывала страх от убеждения в том, что мертвые приносят несчастья живущим. Именно этот страх превосходил самое безутешное горе.

В некоторых частях Лапландии тело умершего поднимали на дерево – эта традиция до сих пор в обычаях у некоторых сибирских народов, например у якутов. Перед фактическим погребением, которое, таким образом, является второй частью погребального обряда, тело должно быть какое-то время подвергнуто воздействию природных стихий.

В давние времена лапландцы практиковали обряд, когда один из их числа присоединялся к тем духам, чей мир находился за пределами могилы, – этот мир лапландцы знали как царство йабми-аимо. Однако кажется несомненным, что они часто отказывались от умерших там, где те погибали, так же как самоеды нашего времени оставляют своих умерших в укрытой снегом тундре или, если те умерли в короткий летний сезон, волкам, комарам и москитам. Расставание с умершими таким образом – распространенный обычай почти у всех арктических народов. Мы знаем также о североамериканских племенах, которые оставляют своих собратьев, когда те всего лишь смертельно устали или ранены, чтобы они стали добычей шакалов и волков, которые бродят по великим равнинам, и огромным птицам – падальщикам. То же самое можно наблюдать у эскимосов и множества северо-восточных азиатских народов.

Есть стремление объяснить такое поведение народов по отношению к умершим или раненым следующим образом. Жадные волки Арктики наводили ужас на души живых: запах крови привлекал их на огромных расстояниях, по-видимому, они могли чуять чью-то смерть. В таком случае кажущийся жестоким отказ от умирающих может означать не что иное, как защитную меру, никак не отражающую подлинных чувств понесших тяжелую утрату. В любом случае этот обычай не был характерен для большинства лапландцев.

Племя самоедов, как мы узнаем из древних хроник, некогда имело обычай отправлять всех умерших на

остров Вайгач, где находилось настоящее кладбище. Они клали тело умершего в деревянный гроб, вырывали мелкую канаву, сверху добавляли земли или снега, а затем приносили в жертву северного оленя, череп которого устанавливали на колу. Постепенно остров превратился в сверхъестественный лес, образованный длинными, извилистыми рогами, возвышающимися над белыми и бесплотными черепами.

Рис. 47. Рисунок на барабане, на котором изображен северный олень, отвозящий умершего в йабми-аимо – «мир за пределами могилы».

У некоторых более северных лапландских кланов был обычай хоронить своих умерших на островках в озере, глубоко зарывая их в землю. Другие по замерзшему озеру отвозили умерших на санях на островок, покрытый снегом. Там они оставляли и тело, и «гроб» (сани, на которых оно перевозилось), не закапывая мертвого в землю. Для похорон специально выбирали северного оленя, который должен был быть послушным, с быстрыми и крепкими ногами. Его рога обматывали белой тканью, служившей в качестве похоронных украшений. Никто не смел останавливать кортеж или препятствовать его прохождению к священному островку, где предки, саиво-олмак, то есть «счастливые люди», проводили ночь, решая судьбу этого последнего прибывшего к ним. Подобные похороны свидетельствовали о том, что здесь снова был тот древний страх перед умершими: оставленный на небольшом участке земли, окруженной водой, умерший был не в силах воссоединиться с живыми в их палатках. Если это была зима, то он еще больше был отрезан от них, ибо, если северного оленя выпрягали из похоронных саней, умершие никогда не могли проделать свой путь через замерзшее озеро к его берегам. Поэтому их родственники могли пребывать в мире: никакое внезапное зло не могло прийти к ним с той стороны.

Народ тундры изобрел множество способов обрыва всех связей со своими умершими. Один из них – обряд в огненном кольце: присутствующие на похоронах, уходя, пересекают его, чтобы дух мертвых не мог их сопровождать. У некоторых других арктических народов этот страх перед умершими принимал еще более преувеличенные формы. В некоторых частях Северо-Восточной Азии существовало строгое табу на оказание помощи любому, кто упал в воду; более того, если тот сможет снова выбраться из воды своими силами, с ним никто не будет разговаривать. С ним обращаются так, как если бы он был мертв. Не считается ли у этих народов смерть своего рода инфекционной болезнью? Почему же тогда человека хоронят прежде, чем он испустил свой последний вздох?

У лапландцев есть множество общих черт в обычаях с их арктическими соседями, но они никогда не прибегают к крайностям такого рода. Лапландец, которого постигла какая-то неудача, всегда может полагаться на руку помощи от своего ближнего, каким бы тяжелым ни было его несчастье, насколько бы его жизнь ни была в опасности.

Некоторые лапландские группы, например сколты, которые живут на пограничной полосе между Финляндией и Россией, почти обожествляют своих умерших, не испытывая перед ними никакого страха. Когда они видят северное полярное сияние, они убеждены, что наблюдают Танец Умерших: духи умерших, покинув свои могилы, улетают в Арктику и там, собираясь в наивысшей точке неба, сплетаются в танце. Это верование имеет разные варианты: некоторые норвежские лапландцы утверждают, что полярное сияние – это морской мираж.

В августе 1945 г. в Тьялмеяуре, в районе Свайпа, Манкер сфотографировал камень странного вида, 2 футов 4 дюймов в высоту. Местная лапландская традиция утверждает, что он символизирует Тьялто-керке. Пятьдесят три года назад идол был удален оттуда и теперь вновь появился на предназначенном ему месте, которое знаменовало собой место древней лагерной стоянки.

Лапландцы никогда полностью не отказывались от представления, что камень, даже маленький, способен к проявлениям, которые могут показать его в ужасающем свете. Скала или камень не нуждаются ни в каких исключительных размерах, чтобы обладать силой, внушавшей лапландцам благоговейный страх. По их утверждению, были камни, которые перемещались древними ледниками не вниз, а вверх или загадочно передвигались с места на место; были метеориты, упавшие с неба, – бесспорный признак какой-то силы, не принадлежащей нашему миру. При случае этим камням в жертву приносился самый лучший олень в стаде, и, когда кровь животного стекала по камню, лапландцы опускались на колени и пылко призывали духов своих предков. Живые жертвовали лучшим своим оленем в надежде на то, что умилостивленные боги избавят их от опасностей, которые таил в себе мир духов.