Лапти
Шрифт:
В дверь просунулось лицо Петьки. Он долго смотрел на Алексея, потом пытливо спросил:
— Ты ничего не знаешь?
— Нет, — испугался Алексей.
— Эх, соня!
— А что?
— Землемеры приехали!
… Артельщики сортировали рожь на семена. Крупное, отборное зерно тяжело ложилось на торпище. Егор проверял сошники у сеялок, регулировал выбросную шестеренку. Кривой Сема брал отсортированную рожь на ладонь, встряхивал и тяжело вздыхал.
— Ты что? — спросил Ефимка, вертя сортировку.
— Жалко. Само чолышко [3]
— А по-твоему охвостьем [4] засеять? Засеешь хорошим, и получишь хорошее. Погляди, сколько вниз дохлого зерна отошло.
Дробно стучал «триумф», вскидывал непокорными космами Ефимка, засыпал рожь кривой Сема.
… А вдоль гумен, окруженные толпой ребятишек, ходили землеустроители. Впереди, на далеком расстоянии, виднелся мужик, державший высокий шест с белым, трепыхающимся флажком. На него направлял трубу теодолита молодой парень в комсомольском костюме и то махал, чтобы мужик двинулся вправо, то показывал рукой влево.
3
Чолышко — крупное, головное зерно.
4
Охвостье — мелкое, легкое, отлетающее в «хвост» зерно.
— Лента, пошел! — кричал ом двум мужикам, тащившим за собой десятиметровую металлическую ленту.
— Сколько у тебя? — обращался к мужику, собиравшему колышки.
— Девять, Иван Семеныч.
— Девяносто.
Старший производитель работ, а с ним Лобачев, Митенька и другие мужики шли сзади. Митенька оживленно что-то рассказывал и то и дело подбегал к землеустроителю-комсомольцу, пробовал заглянуть в его записную тетрадь, пялился на мужика с флажком и, наконец, попросил:
— Дай-ка мне поглядеть в трубу.
— Пожалуйста, смотрите!
Митенька сожмурил левый глаз, прицелился, долго смотрел и расхохотался.
— Ты что? — спросили его подошедшие мужики.
— Он там с вешкой-то вверх ногами стоит.
— Только это и увидел?
— Больше ничего, — ухмыльнулся Митенька.
Артель уполномоченными к землеустроителям назначила Алексея с Петькой, но они, узнав, что работа пока шла подготовительная, не ходили с ними. Только когда землеустроители произвели обмеры и подсчитали все количество надельной и усадебной земли, установили разверсточную единицу, возле дома Лобачева было созвано общее собрание.
На крыльцо, тяжело отдуваясь после сытного у Лобачева обеда, вышел производитель работ Грачев Александр Иванович, старый землемер, отрезавший когда-то леонидовским мужикам отруба. Он отерся большим, с цветными каемками, платком и окинул собрание ленивым взглядом.
— Граждане, — чуть поморщившись, начал он, — с завтрашнего дня мы начинаем производить отрезку земли. По утвержденному узу плану в вашем селе, согласно заявлениям, надлежит вырезать два участка земли. Эти заявления таковы: первое, товарищество по совместной обработке — «Пример»; второе — артель под названием «Левин Дол».
Говорил Грачев спокойно, уравновешенно и глядел поверх мужичьих голов. Окончив речь, Грачев отер лоб и опустился на табуретку, подставленную Лобачевым.
Ефим, стоявший возле крыльца, первым крикнул:
— Мужики, слыхали? Только хотелось бы знать, какой это еще коллектив организовался. Про нашу артель все село знает, а про товарищество ни гугу!
И, обращаясь к Грачеву, спросил:
— Александр Иваныч, какое товарищество «Пример»?
Нехотя встал Грачев, посмотрел на Митеньку, стоявшего в дверях, открыл портфель, долго копался и, наконец, вынул бумаги. Прежде чем читать, снял фуражку, провел рукой по широкой лысине и, как бы досадуя, сказал:
— Странное дело. Вы даже не знаете, что у вас организованы коллективы.
— Артель знаем, а о товариществе и слыхом не слыхать.
— Прочитайте нам, кто в товариществе. Может, не из нашего села?
Грачев надел очки, долго поправлял их, развернул бумагу и, прищурившись, начал вычитывать:
— Члены товарищества по совместной обработке земли нижеследующие: Лобачев, Семен Максимович…
— Лавочник! — во все горло крикнул Ефрем и загнул палец.
— Извиняюсь, — поднял руку Грачев. — … Карягин Дмитрий Фомич.
— Столыпинский отрубник и арендатор, — загнул Ефрем второй палец.
— Поликарпов, Нефед Петрович…
— Маслобойщик.
— Простите, я дальше не могу читать, — отложил бумагу Грачев. — Это безобразие.
— Читай, читай, Александр Иваныч! — крикнули ему.
— Остапов, Трофим Гурьянович…
— Бывший урядник! — крикнул Ефрем и расхохотался. — Он права голоса лишен.
— А земли-то не лишен?.. — выскочил Митенька.
— Ага, вон ты где! — усмехнулись мужики, увидев Митеньку, высунувшегося из двери.
— Дальше!
— Гришин, Яков Самсонович…
— Абыс? — удивился кто-то. — Ба-атюшки-и!.. И он в товариществе? Ну, тут дело бутылкой пахнет.
— Панфилова, Аграфена Петровна, — медленно прочитал Грачев.
— Бе-дня-чка, — высунулся Митенька.
— А как она к вам попала? — спросил Петька.
Но ему ответили из схода:
— У нее Лобачев землю арендует.
— Ти-ша-а! Еще кто?
— Копылов, Афанасий Андреич.
— Ба-атра-ак, — снова высунулся Митенька.
Ефрем выступил на крыльцо, заслонил рукою список.
— Стой, довольно читать! Слыхали, граждане? Афонька в товарищество попал. А знаете, у кого этот батрак батрачит?
— У Лобачева! — заорал сход.
— Ловко строят дело. Небось этот батрак ни сном, ни духом, а его в товарищество. Фальшивка, а не товарищество. Сейчас же его надо разогнать!