Ларец Самозванца
Шрифт:
— Мы-то? — удивился Прокоп. — Разве ты не видишь? Мы — воины! Государевы люди Московские! Разве здесь бывают другие?
— Бывают! — подтвердил второй малыш, ещё не всегда выговаривавший букву «р». — Но они злые и пряниками не делятся!
— А сейчас злых дядек в деревне нет? — коварно спросил Кирилл.
Опасливо покосившись на него — ведь пряник Кирилл не давал, малыши почти одновременно замотали головами. Нет, мол, нету!
— И добрых — нет? — уточнил Кирилл.
— Нет! — совсем расхрабрившись, сказал старший
Покосившись на пистоль, в который почти уткнулся палец мальчика, Кирилл коротко кивнул:
— Ружьё!
— И ты можешь убить из него злых дядь?
— Могу…
— А они нашу сестрёнку увели! — пожаловался второй малыш. — Мама говорит, что теперь она… Ой!
Старший брат не позволил малышу разболтаться, довольно сильно двинув в бок. Впрочем, главное они уже сказали.
— Прокоп! — негромко сказал Кирилл. — У нас вроде оставалось ещё четверть головы сахара?
— Ну… — нехотя ответил Прокоп.
— Отломи три куска.
— Ладно…
Малышей ссадили обратно на землю и — к их вящей радости — наградили каждого куском крепкого, сладкого сокровища в детский кулак размером. После чего сотня поспешила дальше в село, а малыши, вгрызшись в сахар, пошли себе дальше, в лес. Грибы ждали их…
В деревне же началась паника. Здесь почти любой чужак казался врагом, а уж чужак с оружием другом быть не мог. Местный староста, бледный, худой старик с маленькими поросячьими глазами, близко посаженными по обе стороны от длинного носа, вышел им навстречу с явной неохотой, постоянно оглядываясь назад.
— Здрав буди, старче! — коротко приветствовал его Кирилл. — Мы — Государевы люди, едем по важному делу. Нам бы отдохнуть… Найдётся у вас прокорм для сотни воинов, десяти дюжин коней и хоть какой-нибудь знахарь? У нас есть раненные, которым срочно нужна помощь!
— Места-то для вас хватит! — промычал староста. — Отчего ж нет… И знахарка есть — Бабка Фёкла. Я покажу. А вот прокорм… Не обессудь, господин, но мы — бедный народ. Столько славных воинов нам не напоить. Вот в Званице… Там да. Там и кузнец есть, и кони на продажу. Богатые!
В голосе старосты слышалась лютая ненависть и столь же лютая зависть к званицким и их старосте. Не зря, наверное, и сослался на них.
— Далеко до той Званицы? — задумчиво почесав подбородок, спросил Кирилл.
— Да нет, что ты, господин! — низко кланяясь, возразил тот. — Всего-то вёрсты три! Ну, можа пять! Вам, да ещё на таких славных коняшках, часа ехать не придётся!
Кирилл оглянулся… Его воины уже спешились, и потребуется нечто большее, чем простой приказ, чтобы посадить их обратно в сёдла. Нет, пожалуй, даже и подвиг здесь не поможет. Слишком устали. Слишком давно не видели домов… Завшивели!
— Вели топить бани! — коротко сказал Кирилл, первой же фразой стирая улыбку с лица старосты. — Мы остаёмся… Я пошлю отряд в твою Званицу. Но сейчас ТЫ накормишь моих
Многозначительная пауза Кирилла заставила старосту побледнеть ещё больше. Клочковатая бородка затряслась.
— Я… Я всё сделаю! — заверил староста.
— Пусть кто-нибудь укажет нам знахарку! — сухо велел сотник. — Быстро!
— Акулька, веди господ к Фёкле! — заорал староста, вновь окунаясь в свою стихию. — Викул, двух коров гони в деревню! Быстро, быстро!
Деревня ожила… Из-за плетней, на ходу прихорашиваясь, появились молодки, и даже бабы постарше и пострашнее. Крестьяне метались довольно бестолково, но, удивляя Кирилла, дело своё делали. Восемь банек, оказавшихся в деревне на двадцать три дома, уже дымились, кипела вода, у дома старосты, самого большого в деревне, жарились на открытом огне костлявые коровы… Пожалел всё же, гадина, молодых… Ладно, с этим он потом разберётся!
5
— Лепота! — прошептал Михайло Турчин, опираясь на сруб колодца. — Воздух свежий, бабы вполне ничего… Мясом печёным, опять же, пахнет! Остаёмся, атаман?
— Да чего ты забыл в этих болотах? — как всегда, не почуяв иронии, проворчал Дмитро. — И воздух здесь дерьмом воняет, и бабы — сплошь страхолюдины. А пахнет не мясом печёным, а костями горелыми! Ты что, разницы не чуешь!
Запорожец, ухмыльнувшись, спрятал глаза, чтобы атаман не заметил издевки в его взоре. Впрочем, Дмитр был достаточно наивен и прямодушен. Вряд ли он заметил бы что-нибудь, даже если б казак и посмотрел ему прямо в глаза.
Они постояли ещё немного, перекидываясь ничего не значащими словами. Михайла, об этом знали оба, последние дни был в ватаге. Как только они достигнут рубежа Речи Посполитой, до которого — меньше дневного перехода осталось, запорожец намеревался покинуть отряд и направиться дом — на Сечь. Удерживать его Дмитр не хотел, а попытка уговорить нарвалась на удивлённый взгляд и совершенное непонимание Михайлы… Или, он сделал вид, что не понял причин, по которым атаман не хотел его отпускать…
Внезапно, по смуглому лицу казака скользнула улыбка. Скользнула, да сразу и упряталась в смолистые чёрные усы.
— Ты чего? — однако, заметил её Дмитр.
— Да нет, ничего! — Турчин равнодушно зевнул. — Так…
Его равнодушное «так» почти заглушил скрежет дерева — кто-то побеспокоил «журавль».
Обернувшийся Дмитр с изумлением и привычным смятением обнаружил рядом с собой девицу. Может быть, она была не слишком хороша собой, на взгляд Турчина — слишком худощава, но тем не менее…
— Исполать тебе, молодец! — нежным, с приятной хрипотцой голосом сказала девица. И принялась набирать воду.