Ларек 'Пузырек' (повести и рассказы)

Прокопьев Сергей

Мишаня, стараясь не упасть, начал было что-то изображать, но свидетельница его быстро охолонила.

– Ты что, - говорит, - по моим ногам как по бульвару?! Разуйся!

Разулся Мишаня, да все равно нет цыганского огня, чтобы искры на головы окружающих из пяток и стула.

Баянист наяривает по клавиатуре туда и обратно, чертит мехами синусоиды...

Мишане обидно на себя глядеть, умеет он цыганочку делать... Да еще как умеет! Свидетельнице тоже в пляске палец в рот не клади - отобьет

каблуками. Но нет на стуле простора, чтобы развернуться, заткнуть тамаду-выдумщика за пояс. Топчутся как слепые котята...

– Это тебе не безручные стаканы опрокидывать!
– Вася-сосед синяком ухмыляется!

Но Мишаня вдруг кричит свидетельнице: "Подвинься, я лягу!" - падает на стул на колени и давай руками по себе плясать. Нашел выход. Поверхность собственного тела больше площади сиденья и свидетельница не путается. По груди, животу, бедрам, коленям, затылку, пяткам в бешеном темпе себя охлапывает, весь ходуном - то вперед согнется, то назад откинется - ходит. Такие пассажи вытворяет, у всех слюнки текут. Свидетельница над ним ручную чечетку бьет, задиком, плечами танцевально вихляет... Дают, не сходя со стула, цыганского дрозда. На полу такое не каждый сумеет.

Тамаде только и осталось руками развести и кышнуть непрошеных гостей из президиума.

Заняли мы свои места, а дя Афанасий захотел посидеть на танцевальном стуле.

– Что-то, - жалуется, - рана в боку заныла, похоже, осколок вилки остался.

Цыганские переплясы стул выдержал, дя Афанасия с осколком нет рассыпался.

– Не свадьба, - поднялся с пола дя Афанасий, - а увечья сплошные. В боку травма от холодного оружия, еще и ум зашиб. Налейте, - просит, пятнадцать капель для дезинфекции шизофрении.

Глава шестая

СИДИТ ЗАЯЦ НА ЗАБОРЕ

Ради здоровья не грех и выпить. Но тамада строго следит: начинают гости стаканами за галстук плескать, мигом объявляет культурное мероприятие.

– Ну-ка, - говорит, - чья сторона больше частушек знает?

И вызывает к себе двух женщин со стороны невесты и двух мужчин от жениха.

Мячиками выскочили Татка и Натка, две кубышечки лет по двадцать пять каждой. Трахнули каблуками, лампочки заподмигивали:

Оха-ха! Оха-ха!

Чья же буду я сноха?

Кто же будет мой жених?

Повоюю я у них!

Такие точняком повоюют без поражения.

На Татке юбка цветными волнами ходит. Натка в джинсах наступает на мою команду, в которую, что самое интересное, первым вошел мой начальник цеха Сметана. На самом деле он - Князев, Сметаной за глаза зовут, потому что белобрысый с ног до головы. Я его больше для приличия приглашал, когда отгулы подписывал, он с женой приехал, и, не лом проглотивши сидел, мол, я начальник и этим все сказано, веселился, невзирая на должность. Смело спел против

Татки и Натки:

Начинаю припевать

Жарено, варено!

То ли дома ночевать,

То ли у Матрены?

Натка, по бокам и сзади выпирающая из джинсов, подхватила любовную тему, не опускаясь до березок и свиданий при луне на речке:

Я любила тебя, гад,

Четыре года в аккурат!

А ты меня полмесяца

И то решил повеситься!

На подмогу Сметане в борьбе с этими оторвяжками вышел Паша Груздь, мой двоюродный брат. Паша - это два метра красоты, не считая сутулости. Он любовную бочку катить не стал: с кем тут состязаться? Спел на головы моторных девок:

Сидит заяц на заборе

В алюминевых трусах!

А кому какое дело,

Что ширинка на болтах?!

Татку такое пренебрежение задело за живое. Не переставая колотить каблуками, выпалила в Пашку:

Пойду в сад, в самый зад,

Наломаю хрену!

Натолкаю Пашке в рот

За его измену!

Сметана не стерпел, ввязался в любовную полемику:

На горе стоит избушка,

Красной глиной мазана!

Там живет моя зазноба,

За ногу привязана!

И получил за это от девок:

Я любила Вовку,

Да уважала Вовку!

А теперь Вовку

На мясозаготовку!

Если учесть, что Сметану Владимиром Николаевичем зовут, то вышло в самую точку. Натка еще и язык показала, что, мол, получил сильный пол от слабопрекрасного! Паше все равно. С тем же видом - кто это мне в пуп дышит?
– продолжает заячью тематику:

Сидит заяц на заборе,

Курит жареный сапог!

Воробей сидит на крыше,

Подпоясан молотком!

Дя Афанасий встрял вернуть соревнование на любовные рельсы, свадьба как-никак, вякнул вне конкурса:

Шел я лесом, камышом,

Видел бабу нагишом!

– Спасибо за подсказку!
– крикнула Натка и отбарабанила:

Эх, топну ногой!

Да притопну другой!

Не люблю милого в одеже,

А люблю, когда нагой!

На что Сметана моментально отреагировал:

Эх, топни нога!

Да притопни друга!

Не люблю милую в одеже,

А люблю, когда нага!

Народ про капли в пол-литровых пузырьках забыл, приплясывает, подпевает: оп-па! оп-па! зеленая ограда! потеряла я тебя! этому и рада! Сильнее за девок болеют, Татьянкиной родни больше. А девки стараются:

Полюбила я его,

А он, девочки, связист!

У него насчет любви

Провода повисли вниз!

В ответ на плясовые наскоки Сметана пристукивал каблуками, Паша даже не шевелился, сыпал свою заячью программу, как с трибуны. Лишь "провода" отвислые задели за живое, не стерпел, запустил в девок: