Ларион и Варвара
Шрифт:
— Помнишь, как в лес с тобой ходили? — спросил Ларион.
— Помню, — тихо сказала Варя. — Как не помнить-то?..
В конце января Варя собрала перед сменой свою бригаду и сказала, таинственно улыбаясь:
— Ну, мужики, сурприз есть. Дают нам за январский план четыре пол-литра вина на бригаду. Как делить будем?
Были голоса за то, чтобы разделить всем поровну, хоть по стопке. Другие предлагали бросить жребий. И Варя согласилась:
— Верно, что по губам-то мазать! Кому достанется,
Вслед за другими и Ларион запустил левую руку в шапку, куда набросали билеты со «счастьем». Он и сам не поверил, когда выгреб билет со счастливой меткой.
— Смотри-ка! — громко сказала Варя. — Новый-то у нас везучий. Значит, выпьем, Ларион Максимыч?
— Что же, — растерянно отозвался Ларион. — Можно…
Еще один счастливый билет, как на грех, достался Степе, и это всем показалось уж очень обидно: Ларион в бригаде без году неделя, а Степа — самый никудышный работничек. Хотели уж переиграть, но Варя не дала. Прогудел гудок, и она развела свою бригаду по местам.
Наверное, она заметила, как пробовали уговорить Лариона, чтобы он уступил свой счастливый билет:
— Слушай-ка, Золотов, ты вроде мужик непьющий…
— Это по какой же такой причине ему и выпить нельзя? — строго оборвала Варя. — Чего это вы налетели? — И шепнула потом Лариону: — Не отдавай! В субботу, может, соберемся у Клани. Я бы и к себе пригласила, да свекровь черт-те чего подумает… Так договорились, что ль?
…В субботу после смены Ларион отправился к парикмахеру. Тот остриг его под бобрик, выскоблил щеки и побрызгал какой-то пахучей водой. Дома Ларион достал из сундучка новую рубаху и в сенях украдкой надел ее.
У Клани уже готов был полный стол закусок: пирожки из картошки, соленые грузди, редька, кисель.
— Садитесь, Ларион Максимыч, — пригласила она, улыбаясь во всю щеку. — Подружка моя не задержится…
Минуты три прошло, и в сенях заскрипела дверь. Вошла Варя в шубе с куньим воротником, в пуховой пензенской шали, в маленьких белых валенках. Сияла шубу, под ней было коричневое кашемировое платье, на шее бусы. В проколотых, кругленьких ушах качались сережки с камушком. Лицо было яблочно-румяным с мороза, чернели угольные, разлетные брови.
Такую Ларион ее еще не видел. Варя скинула шаль, поставила стол четвертинку водки.
— Что же это ты в гости со своим-то самоваром? — заметила Кланя. — Мы с Ларионом Максимычем хотели тебе уважение сделать.
— Много нас набежит ретивых на ваш сиротский кусок! — весело сказала Варя. — С лета берегу, не пошлет ли бог хорошую компанию.
Она села рядом с Ларионом, расправила пышный подол у платья.
— Что это ты так на меня смотришь, Золотов? — спросила она, легонько усмехаясь. — Не узнал? Ну, раз собрались пить, давайте пить…
Рука у Лариона чуть дрогнула, когда он наливал по первой.
— Стеснительные вы какие, Ларион Максимыч, — щебетала розовая Кланя. — Получайте, пожалуйста, пирожков! Или что глянется…
Эх,
Через час они сидели уже красные и смеялись. Две возле одного. Кланя искала все время Ларионовых глаз, говорила больше всех.
— Варь, а личность какая у Лариона Максимыча симпатичная, можно даже сказать, красивая! Да чего же вы тушуетесь, раз правда?
Варя снисходительно, но осторожно улыбалась.
— Ничего, подходящая личность. Вот, Клань, и завладай им. Ты одна, он один, и будете, как две головни, вместе шаять…
Зачем она завела такой разговор? Хотела ли спрятать свои собственные чувства или искренне желала своей подружке радости? И Ларион, хоть и выпил, все время ловил в Вариных глазах какой-то обращенный и к нему самому вопрос.
— Не лейте мне больше, — попросил он, собирая мысли, — а то как бы под стол не поехать…
— Так нам ведь и вытащить недолго, — заливалась Кланя. — На ноги поставим, опять пить заставим! — И она совала пирог в Ларионову беспалую руку.
— Хватит, спасибо, — сказал он и резко поднялся.
Встала и Варя под недоуменный, растерянный Кланин взгляд: и закуска осталась, и даже вино есть на донце, а они уходят. А Ларион даже как будто собирается идти провожать, взял свой пиджак.
— Не надо, не ходи, — опустив глаза, сказала Варя. — У нас тут народ такой: посидела с вами, а муж приедет, скажут, что и дома не ночевала.
Ларион все-таки пошел. Было лунно, морозно. Варин куний воротник сразу заблестел. Скрипели по снегу новые, тугие валенки.
— Что же ты Кланьку-то обидел? — кутаясь в воротник, спросила Варя.
— Обидеть не хотел, но не нужна она мне.
— Какая же такая тебе нужна?..
— Сама знаешь какая.
Варя замолчала и пошла быстро, спрятав рукав в рукав.
— На лесозаготовки скоро нам всем идти, — сказала она, меняя разговор. — Цех остановлять хочут: Кизел угля не дает. Мечтали мы и февральский план махнуть, да вот осечка… Пока хоть поселок дровами обеспечим, а то что в больнице, что в детсаду скоро ни поленца не останется.
— И ты пойдешь? — с надеждой спросил Ларион.
— А что ж, на мне метка, что ль, особая? Не велико начальство.
Она пристально поглядела на примолкшего Лариона и вдруг предложила:
— Может, пожелаешь на пару со мной? Задание небольшое — тридцать метров. Быстренько бы управились. А если на руку свою не надеешься, моих двух хватит… Подумай. А пока прощай, дальше не ходи за мной. Не надо.
С начала февраля прижали ярые морозы. Как и сказала Варя, цех остановили. Остыли печи, замолчали прокатные станы. Только скрипучий ветер гулял из конца в конец по длинному омертвелому цеху, стучал белым от мороза железом, закручивал кровельную обрезь.