ЛАРИСА МАЛЕВАННАЯ. ПОДНИМАЯСЬ ВВЫСЬ
Шрифт:
Мне всегда нравились строки Бориса Пастернака «Но пораженья от победы / Ты сам не должен отличать». Они сказаны как будто обо мне, о моей жизни. В ней хватало потерь, но в итоге каждая печальная ситуация становилась трамплином для взлета.
– Родилась я в Ростовской области, росла в деревне. Нас было четверо у мамы, я – самая старшая. Ангелина моложе на полтора года, младшая Ирина – на пятнадцать лет. Это я настояла, чтобы мама назвала братишку, родившегося через восемь лет после меня, Сашей. Вычитала, что Александр означает защитник. В защите мы все очень нуждались. Из детских воспоминаний сохранилась такая сцена. Мы уже легли
Дорн в чеховской «Чайке» говорил, что пьяный человек – это уже не Петр Николаевич, а Петр Николаевич плюс еще кто-то. В трезвом состоянии отец был вменяемым, но он пребывал в нем редко. В пьяном становился агрессивным. По большому счету он был человеком слабым и трусливым, не тем будь помянут. Чтобы показать, кто в доме хозяин, ему требовалось выпить, и тогда в него вселялся злой темный дух, толкавший на неблаговидные поступки.
В тот раз мама вскочила, пыталась его успокоить, в ответ посыпались оскорбления. Пришлось вызывать милицию… Неохота об этом вспоминать, тем более что давно ему все простила.
– Лариса Ивановна, вы спрашивали маму, почему она не бросила мужа, доставлявшего столько бед?
– Родители совсем не подходили друг другу. Не раз говорила: «Мама, зачем ты это терпишь? Его надо бросить, он всех мучает, издевается!» Но в маминой голове прочно засела психология деревенской женщины, убежденность, что муж есть муж, к тому же он отец ее детей, значит, надо все терпеть, сохранять семью. «Как я одна прокормлю вас четверых?» – постоянно волновалась мама. Но ей это как-то удавалось, мы жили на ее мизерную зарплату, отец, водивший троллейбус в Краснодаре, пропивал почти все, что зарабатывал.
Позже, прочитав множество книг по психологии и эзотерике, я твердо усвоила: мы приходим в этот мир не для того, чтобы быть безоглядно счастливыми, а чтобы учиться, чтобы росла душа. Смысл жизни в творчестве. Самое высокое творчество – воспитание детей. Люди, которые встречаются на нашем пути, неслучайны, это наши учителя. Чему же грешная заблудшая душа отца должна была научить маму? Видимо тому, что всякому терпению есть предел, но она этот урок не усвоила, поэтому ушла рано, в сорок три года. А отец в шестьдесят восемь лет попал под троллейбус, когда подшофе перебегал дорогу.
– Профессии ваших родителей были настолько далеки от актерской, что невольно возникает вопрос: как вы решились поступать в театральный институт?
– Никак не решилась, хотя об актерской профессии мечтала с детства. Но родные и друзья внушили, что я некрасивая, неталантливая, что в театральный институт поступают по блату. Я была тощей, в деревне такое тело сложение считалось непривлекательным: «Ты что, какая из тебя артистка?! Худэнька да страшнэнька! Вот Ангелина – другое дело. Аллочку бы в артистки взяли, она справненькая».
Сестра действительно рос ла полненькой. Я смирилась, поверила: сначала надо получить земную профессию, диплом о высшем образовании. Поступила в педагогический, проучилась три года. Но во мне жила мечта стать актрисой, я играла в самодеятельном студенческом театре, меня хвалили. Доставались роли, которые не хотели играть старшекурсницы, они расхватывали героинь, мне оставались забавные старушки. В «Мещанах»
Как понимаю сегодня, высшие силы не дремали, они приставили ко мне строгого ангела-хранителя, который периодически дает мне пинка, чтобы не застаивалась на мес те, а двигалась вперед. Таким пинком стала тройка по зарубежной литературе. Во время сессии выяснилось, что я не прочитала роман Луи Арагона «Коммунисты». Кстати, до сих пор этого не сделала.
Ужас, полное отчаяние! Поскольку отец продолжал пропивать деньги, моя стипендия была большим подспорьем для семьи. К тому же училась я хорошо, так что получала повышенную, а теперь ее лишилась. Что делать? Бросать институт и искать работу, чтобы помогать маме?
С трусами всегда так – смелые поступки совершаются в момент отчаяния, когда кажется, что все рухнуло. Подружки, которые говорили, что стать актрисой мне не светит, собрали деньги, купили билет на поезд, дерматиновый чемоданчик и вручили все со словами: «Поезжай поступай в свой театральный».
Так я оказалась в Ленинграде. Поскольку на актерский принимали до двадцати двух лет, а мне уже исполнился двадцать один, была уверена, что срежут. Выяснила, что на режиссерский берут до тридцати пяти. К тому же там меньше конкурс: на актерском он был двести человек на место, на режиссуру – всего пятнадцать. Так не от ума, а от глупости, не от смелости, а от трусости я поступила на режиссерский факультет ЛГИТМиКа. Поступила, саму себя удивив. Педагоги посмеивались над моей наивностью. Когда другие абитуриенты, не зная ответа на вопрос, начинали лепить что ни попадя, я честно признавалась: этого я не знаю, спросите что-нибудь другое.
Моим мастером стал Александр Александрович Музиль из легендарной династии Малого театра Музиль – Бороздиных. Мастерство актера преподавал Аркадий Иосифович Кацман, которому я по сей день благодарна за то, что снимал с нас стружку. Это очень полезно.
– Во время учебы вы вы шли замуж и родили ребенка.
– Действительно, на втором курсе мы с Геннадием Опорковым поженились. И почти сразу я забеременела. Первая реакция была предсказуемой: кошмар, катастрофа! Несмотря на то что училась на режиссерском, эта профессия увлекала меня меньше, чем актерское мастерство. Кацман был педагогом строгим. Готовила отрывок и шла на занятия как на пытку. Там предстояло разобрать тему, идею, построение выбранного куска.
Первое, что говорил Аркадий Иосифович: «Лариса, что за чушь вы несете? Тут как раз все наоборот!» Я впадала в ступор, теряла дар речи. Начиналась паника: ничего не получается, выгонят, исключат! Потом увидела, что мальчики с ним спорят. Их на курсе было большинство, все – старше меня, опекали нас с Кларой Фатовой, она впоследствии стала телережиссером. Потом и я осмелела, стала возражать Кацману, спорить с ним. Он говорил, что все не так, а я отстаивала свою идею. Иногда успешно.
Когда Аркадий Иосифович узнал, что жду ребенка, перестал со мной спорить. Я приходила со своими мыслями по поводу материала, он вяло, вполуха слушал, потом говорил: «Да, можно сделать и так, правда это не очень интересно». Ужас, Кацман поставил на мне крест! Думала тогда, что ребенок будет стоить мне профессии, но отказываться от него не собиралась.