Ларочка
Шрифт:
– Какая жалкая попытка. Как измельчали ваши жесты, – сказала она почти про себя.
Шеф не все понял, наклонился вперед:
– Что, что?
– Не зря все-таки Сталин разогнал вашу десантурскую банду после войны.
Развернулась и вышла. Даже не пытаясь рассмотреть, какого именно цвета пятнами пойдет физиономия Михаила Михайловича. Это был поворот очень старого разговора. Однажды шеф схлестнулся тут у себя в кабинете с известным военным историком по поводу некоторых фактов из истории морской пехоты. В том разговоре
Но чтобы так рубануть прямо по святому, по самой идее морской пехоты!
Но ей теперь было все равно.
Она пересекла холл в полнейшем оцепенении. Что она скажет Белугину?! Внутри крутилось сразу несколько стремительных мысленных кругов. Иногда они цеплялись друг за друга, высекая какие-то нервные искры. Она была в отчаянии и одновременно с этим твердо знала – вот-вот что-то придумается!
– Лар-рисочка, – услышала она тихий, почти певучий баритон откуда-то слева. Невысокий, коротко стриженный человек в больших квадратных очках, на губах смутно знакомая улыбка. – И ты меня тоже не узнаешь. – Он вздохнул, и по вздоху она его узнала.
– Карапет!
Он снял очки и поклонился со всей своей прежней церемонностью.
– Пойдем в кабинет. – Это был не приступ гостеприимства, хотелось поскорее убраться подальше от внимательных глаз секретарши.
Уселись.
– Рассказывай.
– Что рассказывай… – он опять вздохнул, – сама ведь все видишь.
И она увидела. На правой стороне головы у Карапета Карапетовича было большое, поросшее короткими волосами, как и весь остальной череп, углубление. На миг Лариса даже отвлеклась от сильнейшей внутренней судороги.
– Операция. Опухоль. Доброкачественная, – успокаивающе замахал руками Карапет. Он еще рассказал, что написал книгу. Наверно, о врачах, подумала Лариса.
– О докторе Гаазе, был еще давно тогда, тюремный доктор.
– Как же, как же. А у нас какими судьбами?
Оказалось, ищет работу. Может быть, ему помогут в прежнем родном доме, потому что нигде больше не берут.
– Ты бы волосы отрастил подлиннее.
– Что?
– А знаешь что, пошли-ка со мной.
Через приоткрытую дверь было слышно, как Саша вбегает в кабинет к шефу и выбегает из него.
Лариса с покорно бредущим вслед Карапетом вышли в коридор, проследовали до лифта.
– Куда мы? – скромно спросил гость.
– Сейчас попадем в «Историю», – применила Лариса старую-старую шутку,
Ребров встретил их растерянно. Лариса была его начальницей, а вот ее спутник ему сразу не понравился. Настроение его еще больше ухудшилось, когда он узнал имя этого странного типа.
– Он уже работал у нас, в отделе.
– Древнерусской истории, – услужливо сообщил Карапет.
– И теперь хочет обратно. Не обязательно на прежнюю должность.
– Хотя бы простым лектором, – опять улыбнулся Карапет.
Лариса подумала, что вместе с опухолью у него удалили большую часть самоуверенности, а потом подумала, что нехорошо так думать.
Ребров кивал, кивал.
– А Михаил Михайлович в курсе?
– Если хочешь, спроси у него сам.
Ребров был в сильном затруднении. Он имел по закону полное право на независимую кадровую политику, но бывает ли она вообще где-то, независимая политика?
– Карапет Карапетович, идите пока к Галке, попейте чаю, а мы поговорим о деталях.
Он встал, снял очки, посмотрел на благодетельницу долгим, проникновенным, спитакским взглядом. Она ему поощрительно улыбнулась.
– Лектором, Ребров, лектором, он тебя не разорит, тем более что у тебя есть вакансии.
– Вакансии есть, но – лектор без головы!
– Не говори глупостей, удачная трепанация черепа. Не бросать же хорошего человека на улице.
– Ну, я не знаю.
– Может, ты также не знаешь, как выйти на Останкино?
Ребров захлопал глазами, что за пируэт? Чего она явилась?
Чего крутит?! У него были выходы «на телевизор», но «тольки трохи, и тольки для сэбе».
– Не жидись, Ребров, не объем.
Он вздохнул.
– Давай, давай, а то я ведь злопамятная. Но ведь и благодарная, ты это знаешь.
Он стал осторожно выспрашивать – для чего ей «телевизор»? Какие именно люди нужны? когда? не скомпрометирует ли эта помощь его самого. Лариса хоть и без предварительного обдумывания отвечала очень здраво и собеседника не спугнула.
Ребров понимал, что один номерок он ей дать будет должен, никуда он не денется, но как тогда быть с больным армянином, он что, просто угроза? Типа, купи кирпич! Если приоткроет калитку в «Останкино», оперированного лектора может отпихнуть? Спросить об этом прямо, конечно, нельзя. Цинизм какой-то. Хотя и очень хочется.
Засовывая бумажку с телефоном в карман брюк, Лариса улыбнулась сбитому с толку руководителю «Истории»:
– Я всегда знала, что ты очень хороший человек.
На лице Реброва появилась растерянная улыбка. Так отменяется армянин или нет?!
Заглянув в машбюро, Лариса выпила чаю с Галкой, Тойво и Карапетом, совсем почти как в прежние времена. Сказала вот да, все вроде как в былые годы, только не слышно грохота «Ятраней».
– Компьютеры, – сказал Карапет.
– И по коридорам бродят странные люди.