Ласка сумрака

Гамильтон Лорел Кей

Я нахмурилась и повернулась к остальным.

– К чему называть ее тварью? До того, как я покинула двор, репутация фей-крошек такой скверной не была.

– Придворные Нисевин перестали быть только гонцами королевы или Кела. Нельзя сохранить уважение к себе, превратившись лишь в угрозу.

– Не понимаю. Почему – угрозу? Вы же сказали, что феи-крошки не могут нам угрожать.

– Я этого не говорил, – заметил Дойл. – Но в любом случае то, что феи-крошки сделали с Галеном, случилось не впервые, хотя на этот раз все было более… жестоко.

Раны более серьезны, чем бывало раньше.

Гален при этих словах отвернулся и занялся чем-то в раковине, споласкивал тарелки, ставил их в посудомоечную машину. Он производил больше шума, чем это было необходимо, словно не хотел слушать этот разговор.

– Ты знаешь, что пошедший против желания королевы может оказаться в Зале Смертности, в умелых руках Иезекииля и его красных колпаков.

– Да.

– Сейчас она временами угрожает отдать провинившегося феям-крошкам. В сущности, двор Нисевин, когда-то уважаемый двор фейри со всеми присущими двору обычаями, превратился просто в очередное пугало, вынырнувшее из тьмы, чтобы терзать других.

– Слуа – не просто пугало, – возразила я, – и двор у них тоже имеет свои обычаи. Но они тысячу лет были одной из страшнейших угроз в арсенале неблагих.

– Значительно дольше, – поправил Дойл.

– Но они сохранили свое влияние, свои обычаи, свою власть.

– Слуа – это то, что осталось от исходного Неблагого Двора. Они были неблагими еще до того, как появилось это слово. Не они примкнули к нам, а мы – к ним. Хотя среди нас очень немного тех, кто это помнит или хочет помнить.

– Я согласен с теми, кто считает слуа сутью Неблагого Двора и утверждает, что мы погибнем, если они уйдут, – произнес Холод. – Это они, а не феи-крошки, хранят нашу первичную силу.

– Никто не знает наверняка, – сказал Дойл.

– Не думаю, что королева станет рисковать, чтобы это выяснить, – заметил Рис.

– Не станет, – кивнул Дойл.

– А это значит, что феи-крошки занимают положение, сходное с Воинством, – подытожила я.

Дойл взглянул на меня:

– Поясни.

Внезапная тяжесть его темного взгляда чуть не заставила меня поежиться, но я удержалась. Я уже не была ребенком, пугавшимся высокого черного человека рядом с моей тетей.

– Королева сделает едва ли не все, чтобы сохранить поддержку Воинства и обеспечить себе их услуги, но разве нельзя сказать то же самое и о феях-крошках? Если она действительно опасается, что их уход вынудит неблагих деградировать еще быстрее, чем сейчас, разве она не пойдет почти на все, чтобы удержать их при дворе?

Дойл смотрел на меня очень долго, как мне показалось, а потом медленно моргнул.

– Возможно. – Он наклонился ко мне, сцепив перед собой руки на почти пустом столе. – Гален и Холод правы в одном. Реакции Нисевин отличаются от реакций сидхе. Она привыкла следовать приказам другой королевы – в сущности, пожертвовала своим королевским достоинством в пользу другого монарха. Мы должны заставить ее воспринимать тебя так же, как Андаис.

– Что ты имеешь в виду? – спросила я.

– Нам нужно всеми способами напоминать ей, что ты – наследница Андаис.

– До

меня все еще не доходит.

– Когда Кел обращается к феям-крошкам, он делает это как сын своей матери. Его приказы обычно столь же кровавы, как приказы его матери, если не более. Но ты просишь об исцелении, о помощи. Это автоматически ставит нас в позицию слабых, поскольку мы просим содействия Нисевин и не слишком многое можем предложить ей взамен.

– Хорошо, я поняла, но что я могу с этим поделать?

– Расположись в постели со своими мужчинами. Окружи себя нами напоказ, как это делает королева. Это способ показаться сильной, потому что Нисевин завидует толпе мужчин вокруг королевы.

– А разве Нисевин не подбирает себе такую же свиту из фей-крошек?

– Нет, у нее трое детей от одного партнера, и он – ее король. Она не может освободиться от него.

– Я не знал, что у Нисевин есть король, – удивился Рис.

– Это знают немногие. Он – король лишь по имени.

Мысль заслуживала рассмотрения. Спать со всеми моими стражами было славно, но быть обязанной выйти за одного из них замуж только потому, что он стал отцом моего ребенка… Что, если отцом станет тот, кого я не уважаю? Мысль о том, что я могу оказаться навеки привязанной к нежному Никке, была пугающей. На него было приятно смотреть, но он не был достаточно силен или властен, чтобы обеспечить мне поддержку в качестве короля. Он скорее оказался бы жертвой, чем помощником. Что напомнило мне…

– Никка еще занят на работе телохранителя?

– Да, – ответил Дойл. – Вместо Холода.

– Клиент не возражал против такой замены лошадей на переправе?

Дойл взглянул на Холода, и тот пожал плечами.

– Ей на самом деле ничего не грозит. Она просто хотела иметь рядом воина-сидхе, чтобы показать, какая она большая звезда. Для этой цели один сидхе ничем не хуже другого.

– Насколько пышное шоу мы должны устроить для Нисевин? – спросила я.

– Насколько ты сможешь вынести, – сказал Дойл.

Я удивленно подняла брови и попыталась подумать.

– Меня не включайте, – бросил Гален. – Я видеть не хочу ни одну из этих тварей, даже на расстоянии. – Он загрузил посудомоечную машину и включил ее, так что тихое бурчание механизма сопровождало его на пути к стулу. Видимо, он собирался помочь нам в планировании, раз уж участвовать в действе не намеревался.

– Это создает сложности. Ты и Рис – как раз те двое, кто действительно не стесняется публичного флирта. И Холод, и Дойл на публике предпочитают вести себя прилично.

– Сегодня я изменю своим правилам, – сказал Дойл.

Холод посмотрел на него.

– Ты станешь развратничать перед этой мелкотой?

Дойл пожал плечами.

– Думаю, это необходимо.

– Я буду в постели, как уже бывал, когда мы общались с королевой, но развратничать не стану, не для Нисевин.

– Это твой выбор. Но если ты не намерен изображать любовника Мередит, которым являешься на самом деле, то не порти зрелище, которое будут представлять остальные. Может, тебе стоит подождать в гостиной, пока мы будем разговаривать с «мелкотой».