Ласковый голос смерти
Шрифт:
— Разве не нужно что-то вроде авторизации? Я думала, надо вводить пароли и все такое.
— Обычно надо. Но для этого — не обязательно. Просто используете кодовое имя — вот тут, смотрите, — ответил он, наклоняясь и обдавая меня запахом подмышки, — а тут вводите личный номер главного детектива-инспектора. Поняли? Справитесь сами?
Я отказалась. У меня не было никакого желания делать его работу — хватало и своей собственной.
— Как у вас дела? — спросил он, когда я начала составлять для него перечень запросов.
— Все в порядке, — ответила
— Мы все за вас всерьез беспокоились.
Я удивленно посмотрела на него.
— Вы меня даже не знаете, — сорвалось с языка.
— Ну, — смущенно проговорил он, — вы же одна из команды. Мы заботимся о своих.
«В самом деле?» — подумала я.
— Мы получили записи камер наблюдения. Тогда, собственно, все и завертелось — вряд ли кто-то раньше всерьез верил, будто за этим действительно кто-то стоит.
— С каких камер?
— В торговом центре. Где были вы.
— Не знала, что там есть камеры.
Вероятно, поразмыслив чуть дольше, он не стал бы мне ничего показывать, а может, и вообще говорить. Но он выболтал, на каком сервере сохранены в Сети файлы, и мгновение спустя я уже запустила медиаплеер и ждала, когда загрузится файл.
Запись из торгового центра не отличалась хорошим качеством. Яркое солнце светило прямо в камеру, затемняя большую часть картинки и делая ее нечеткой. И все же я различила человека, стоявшего возле витрины одного из магазинов, а потом мне подумалось, что у меня похожее пальто, и я вдруг поняла, что это я сама. Видеть себя на видеозаписи всегда несколько странно, но тут было еще хуже — я не могла себя узнать, не только из-за тени, но и из-за необычной позы: я стояла сгорбленная, с поникшей головой, словно жизнь кончилась раз и навсегда.
Рядом со мной, чуть правее, высилась еще одна фигура. Я увидела, как киваю, потом еще раз, — хотя ничего об этом не помнила. Он что-то говорил мне, стоя спиной к камере, верхнюю половину его тела затенял солнечный блик, так что понять можно было лишь, что это мужчина в коротком пиджаке темного цвета, темных брюках и в приличных ботинках, а не в белых кроссовках.
Потом мужчина медленно повернулся, а несколько секунд спустя фигура, которая была мной, обреченно двинулась за ним следом, все так же не поднимая головы.
— Не могу поверить, что это я.
— Знаю, — ответил он. — Странно, да?
— Есть записи с других камер? Данные САРН смотрели?
Имелась в виду система автоматического распознавания номеров, использовавшаяся для отслеживания автомобилей.
— Нет, — сказал он. — Мы проверяли. В торговом центре нет САРН — ближайшая на кольцевой дороге. Но нам не с чем сравнить данные, поскольку мы не знаем, где и когда он встречался с другими жертвами, а по этим картинкам его идентифицировать невозможно. Потому мы и надеялись, что вы его вспомните.
— Я ничего не помню, — озадаченно ответила я. — Впечатление такое, будто смотришь на кого-то другого. Я даже не помню, что вообще там была и с кем-то разговаривала.
Он похлопал меня по плечу, заставив слегка вздрогнуть.
— Ничего, Аннабель. Мы
«Пока не появится что-нибудь новое».
Я промолчала и вернулась к списку запросов, думая, что, вероятно, проще и быстрее было все-таки согласиться сделать все самой.
Колин
Бесконечное ожидание на приделанном к полу яично-желтом пластиковом стуле наконец вознаградилось. Мне пришлось часами наблюдать за входящими и выходящими. Я видел драки и ссоры, видел, как упали пять женщин, — отчасти виной тому стал алкоголь, а отчасти высокие каблуки и булыжники Маркет-сквер. Приехала полиция в фургоне и забрала драчунов. Полицейские бродили по площади в светящихся жилетах, поторапливая людей и помогая пьяным женщинам подняться на ноги.
В конце концов я вижу, как Одри и ее подруги выходят из «Лучано». Без десяти полночь — достаточно поздно, хотя и не слишком. У меня почти онемела задница, и я до сих пор ощущаю вкус отвратительного кофе.
Я покидаю заведение, пообещав себе, что ноги моей здесь больше не будет, и выхожу на прохладный воздух. Обмотав шарфом шею и нижнюю часть лица, я надеваю черную шерстяную шапочку — чтобы не мерзла голова и чтобы не особо выделяться в поле зрения камер, внимательно следящих за толпой на площади.
Одри с подружкой направляются к стоянке такси, где выстроилась неизбежная очередь.
Я иду к многоэтажной парковке, где оставил машину, и трачу пару минут на то, чтобы прикрепить номера, которые вчера свинтил с «вольво» Гарта, стоявшего на улице позади офиса. Просто на всякий случай, если что-то пойдет не по плану.
Я медленно сворачиваю за угол к стоянке такси и как раз успеваю увидеть, как Одри расстается с подругой-блондинкой. Одри не собирается ждать в очереди. Одри собирается прогуляться пешком. Меня пробирает сладкая дрожь — все идет прекраснее некуда. Лучше спланировать я не мог. Свернув налево, я останавливаюсь на боковой улице. Возбуждение и мысли о том, что может случиться дальше, не дают сосредоточиться, и я не свожу взгляда с часов в машине, заставляя себя прождать ровно пять минут. Потом снова завожу двигатель и выезжаю на главную улицу. Движение все еще оживленное, и огни светофоров освещают путь Одри. Наверняка она чувствует себя в полной безопасности, идя домой среди людей и проезжающих каждые несколько секунд мимо машин. Она не чувствует себя одинокой, не чувствует ни малейшей угрозы — и это хорошо. Очень хорошо.
Я притормаживаю рядом и открываю окно со стороны пассажира:
— Одри!
Она останавливается и смотрит на меня, потом на машину. На ее лице отражается нетрезвое замешательство. Она пьянее, чем я думал. И это тоже хорошо.
— Колин? — Она подходит и слегка наклоняется к окну.
— Вас подвезти? — спрашиваю я.
В машине тепло, и я чувствую льющуюся в открытое окно прохладу. Одри подается ко мне, и я вижу ее декольте во всей красе. Я заставляю себя вновь взглянуть ей в глаза и ободряюще улыбнуться.