Ластики
Шрифт:
– Когда вы сказали.
– Так я же не сказал! – в восторге орет пьяница. – Вот ты и попался! С тебя выпивка.
«Что за странная игра», – думает Уоллес. Но не теряет хладнокровия. Хозяин неодобрительно смотрит на него.
– Все это враки, – заключает пьяница после напряженного раздумья. Он оглядывает Уоллеса и с презрением добавляет: – У тебя и машины-то нет.
– Я приехал поездом.
– Вон что, – отвечает пьяница.
Его веселость улетучилась; видно, что он утомлен этой дискуссией. И все же он растолковывает хозяину, правда упавшим голосом:
–
Хозяин не отвечает. Он переменил позу: голова приподнялась, руки опущены вдоль тела, похоже, он собирается что-то сделать. В самом деле, он хватает тряпку и трижды протирает стойку.
– Какая разница, – с трудом ворочая языком, начинает пьяница, – какая разница между железной дорогой… железной дорогой и бутылкой белого?
Он обращается к своему бокалу. Уоллес машинально пытается найти ответ.
– Ну? – рявкает вдруг его сосед, повеселевший в предвкушении победы.
– Не знаю, – отвечает Уоллес.
– Значит, по-твоему, разницы нету? Хозяин, вы слышите: он считает, что разницы нету!
– Я этого не сказал.
– Сказал! – орет пьяница. – У меня свидетель! Ты так сказал. С тебя выпивка!
– Ладно, – соглашается Уоллес – С меня выпивка. Хозяин, подайте два бокала белого вина.
– Два бокала белого! – повторяет его сосед, к которому вернулось хорошее настроение.
– Не надрывайся, я не глухой, – отвечает хозяин.
Пьяница разом опустошил бокал. Уоллес отпивает из своего. Просто удивительно, что ему так хорошо в этом неопрятном бистро; неужели только потому, что здесь тепло? На улице он надышался холодного воздуха, и теперь им овладевает блаженное оцепенение. Он испытывает самые добрые чувства и к этому пьяному забулдыге, и даже к хозяину кафе, который в принципе особой симпатии не вызывает. Вот сейчас, например, он не отрывает взгляд от посетителя, и в этом взгляде такое глубокое недоверие, что Уоллеса это даже начинает немного тревожить. Он поворачивается к любителю загадок, но тот, очевидно от выпитого вина, погрузился в какие-то унылые раздумья. Чтобы развлечь его, Уоллес спрашивает:
– Ну, и какая же разница?
– Разница? – Теперь, похоже, пьяница совсем помрачнел. – Между чем и чем?
– Между железной дорогой и бутылкой вина!
– А, бутылкой… – вяло повторяет пьяница, словно вернувшись откуда-то издалека. – Разница… Разница огромная… Железная дорога!.. Это совсем другое дело…
Надо было расспросить его раньше, до того, как заказывать ему выпивку. Теперь он уставился в пустоту, раскрыв рот, подперев тяжелую голову рукой. Он бормочет невнятные слова, затем, сделав над собой видимое усилие, запинаясь и путаясь, наконец произносит:
– Насмешил ты меня с этой железной дорогой… Думаешь, я тебя не узнал… Не узнал… Как раз выйдя отсюда… Всю дорогу вместе… всю дорогу… Меня не проведешь! Думал, если ты плащ сменил…
Дальше монолог становится неразборчивым. Несколько раз, неизвестно в какой связи, в нем попадается слово найденышили что-то похожее.
В полудреме, оседая на стол, он мямлит непонятные
Впереди него идет вдоль решетки какой-то верзила в плаще.
– Эй! Подожди-ка! Эй! Приятель!
Он что, оглох?
– Эй ты! Эй!
Ага, теперь услышал.
– Подожди-ка! Эй! Я тебе загадку загадаю!
О-ля-ля! А ты не слишком вежлив, приятель. И почему это все так не любят загадки?
– Эй, подожди! Не бойся, загадка нетрудная!
Да, нетрудная! Никто их разгадать не может.
– Эй! Приятель!
– За тобой бежать приходится!
Незнакомец резким движением отталкивает его руку.
– Ну ладно, ладно! Не хочешь взять меня под руку… Да не шагай ты так быстро! Дай отдышаться, дай вспомнить, чего я хотел…
Но парень оборачивается с угрожающим видом, и пьяница отступает на шаг.
– Какое животное утром…
У него перехватывает голос: судя по свирепой физиономии незнакомца, тот явно собирается стереть его в порошок. Он считает за благо отступить, примирительно что-то бормочет, но как только незнакомец, решив, что отделался от него, принимается шагать дальше, он снова увязывается следом, спотыкаясь и охая.
– Эй, не спеши так!.. Эй!.. Не так быстро!.. Эй!
Встречные прохожие останавливаются, оглядываются, отходят в сторону, пропуская эту удивительную пару: высокий, сильный мужчина в чуть узковатом для него плаще и светлой шляпе с опущенными спереди полями, которая закрывает верхнюю часть лица, идет уверенным шагом, нагнув голову, засунув руки в карманы; идет не спеша и как будто не обращает ни малейшего внимания на своего довольно-таки занятного спутника, – тот плетется то справа от него, то слева, а большей частью позади, причем выписывает ногами причудливые кривые, похоже, с единственной целью идти рядом. Ему это более или менее удается, но ценой значительных усилий, он проходит расстояние вдвое или втрое большее, чем это необходимо, с такими рывками вперед и внезапными остановками, что кажется, будто он вот-вот упадет. Несмотря на все эти затруднения, у него еще хватает сил произносить речи, правда, обрывочные, но местами внятные: «Эй! подожди-ка… загадку задам…» и что-то вроде «найденыша». Он явно слишком много выпил. Это низенький, пузатый человечек в ветхой одежде, почти в отрепьях.
Но время от времени высокий человек, идущий впереди, вдруг оборачивается, и его спутник в ужасе отшатывается назад, подальше от него; а когда опасность уже не столь велика, снова пытается его догнать и даже уцепиться за него, чтобы удержать, – или забегает вперед, а секунду спустя снова тащится далеко позади – как будто он поставил себе задачу догнать время.
Уже почти стемнело. Тусклые газовые фонари и немногочисленные витрины магазинов создают лишь слабое и неполное освещение – отдельные, довольно обширные участки остаются в темноте, и не хочется даже думать о том, чтобы пройти там.