Ласточ...ка

Трауб Маша

– Тогда это, – начал, волнуясь, Юрик, – ты бы уговорила мать все на тебя переписать. Нам же жить где-то надо будет. А у меня, ты знаешь, жилья своего нет.

– Петя мне полквартиры и так отдаст, – сказала Наташа.

– А если не отдаст?

– Отдаст как миленький. Он человек порядочный.

– Тебе, может, и отдаст. А как узнает, что ты ко мне уходишь, – кто его знает? А если до суда дойдет?

– Как-нибудь разберемся.

– Нет, с шефом так просто не разберешься. Ты ему это, пока ничего не говори. Вдруг ты передумаешь ко мне уходить, зачем себе-то жизнь ломать?

Юрик

понимал, что проще разобраться с Наташей и ее матерью, чем с шефом. Шеф, если захочет, такие проблемы организует, мало не покажется. Юрик опять вспомнил невестку, как та каждый вечер по кусочку съедает печень мужу, и решил действовать с Наташей так же.

Он вез любовницу к больной матери, а на обратном пути заводил один и тот же разговор – про несправедливость.

– Ольга так к матери и не приехала? – начинал он издалека.

– Нет, у нее дела, – отвечала Наташа.

– Такие дела, что поважнее родной матери?

– Ну не могу же я ее насильно привезти. А потом, я сама предложила, что буду ухаживать. У меня все равно никаких дел нет. А Ольга работает. И Ветка болеет.

– Если б хотела, время бы нашлось.

Юрик своего добился. Наташа убедила себя в том, что он прав. От Пети действительно можно всего ожидать. Да уж если и уходить, то громко хлопнув дверью. Не просить, не унижаться, не бегать по судам. Тогда, конечно, квартира нужна. А дачу можно продать и жить на эти деньги. Пока Юрик не найдет нормальную работу. На самом деле Наташа так устала, что готова была согласиться с чем угодно. Петя пропадал на работе, Ольга даже не звонила, а Юрик – рядом. Он ее любит и хочет, чтобы у них все было хорошо.

Юрик привез на дом нотариуса и завещание видел собственными глазами.

Ольга узнала о последней воле матери после похорон. Они с сестрой разбирали вещи. Петя уехал по делам. Юрик ждал внизу, в машине. Вета спала на диванчике.

– Как ты могла? – спросила сестру Ольга. Та плакала. – Отдай хоть деньги.

– Какие деньги? – спросила Наташа.

– Которые мать откладывала. На похороны.

– Не было никаких денег.

– Были.

– Не было. Я искала в Ленине.

– Так, значит, искала? Обшарила без меня всю квартиру?

– Что ты говоришь? Что я обшарила?

– Если взяла, так и скажи.

– Денег не было.

Ольга так и не поверила сестре. Считала, что Наташа прибрала к рукам старую сберкнижку с вложенными деньгами, хранившуюся в одном из томов сочинений Ленина, о которой мать все время говорила: «На свои похороны я собрала, чтобы от вас не зависеть. Мне ничего не надо. Сама себя похороню».

– Как ты можешь так? – Ольга начала плакать. – Обобрала, не моргнув глазом. У тебя же и так все есть.

Наташа начала говорить про Юрика – пыталась оправдаться. Но Ольга не слушала.

– Я этого так не оставлю. Тебе это с рук не сойдет, – сказала Ольга сестре. – Хватит, я долго терпела.

Только позже, после затяжных скандалов с сестрой, коротких бессмысленных телефонных разговоров с Петей и нескольких затратных посещений юридической консультации, Ольга поняла, что воюет не с Наташей, а с Юриком-дуриком.

Сберкнижка

с деньгами действительно была. Ее украл Юрик. В тот день, когда нотариуса привозил. Наташа ушла на кухню, а бабка сама его попросила достать деньги из Ленина и положить на тумбочку. Боялась забыть. Юрик достал, но положил себе в карман. И прогулял в неделю. Да и было-то там всего ничего. Больше разговоров.

Он соскочил после первого разговора с адвокатом. Собственно, адвокат, нанятый Ольгой, разговаривал с Наташей, а та, плача, пересказала все любовнику. Юрик уже устал от разговоров и бесконечных слез Наташи, которую мучили угрызения совести. Она говорила, что не должна была так поступать с сестрой, и Юрику приходилось ее разубеждать. Но перспектива судебного процесса его испугала по-настоящему. Во-первых, дело затягивалось, и неизвестно на какой срок. Он не ожидал от Ольги такой прыти. Думал, что Наташина сестра – ни рыба ни мясо. Но та оказалась настоящей стервой. Доложила начальнику о шашнях его жены с шофером. Петя, естественно, Юрика уволил в тот же день и посоветовал не показываться ему на глаза и оставить Наташу в покое. А Юрик знал, что шеф просто так ничего не советует.

Он сказал Наташе, что она не женщина его мечты и что все кончено.

* * *

Наташа приехала плакать к сестре. Просила прощения, целовала.

– Бери что хочешь, мне ничего не надо. У меня же никого, кроме тебя, Ветки и Пети, нет, – говорила она Ольге.

– Дачу. – Ольга хотела сказать «квартиру и дачу», но решила быть справедливой и великодушной.

– Хорошо, – согласилась Наташа, вытирая слезы.

– А что Петя?

– Сказал, что простил.

– Он или дурак, или святой.

– Он меня любит.

Сестры обнялись. Но Ольга Наташу так и не простила. Она всегда удивлялась короткой памяти и отходчивости сестры. Сама она долго помнила обиды.

Сорок минут на электричке и еще полчаса пешком. Ольга с Ветой начинали ездить на дачу в мае. Ольга на даче трудилась, не щадя музыкальных рук. Сажала цветы, копала, красила, мыла, латала дыры. Каждый год все заново. Хозработы ее успокаивали.

Денег поставить забор не было, и Ольга пускала по железной сетке вьюнок – живую изгородь. По книге для садоводов-любителей делала грядки, покупала семена, сажала, поливала. Только ее музыкальная рука оказалась тяжелой – ничего не росло, кроме пучка укропа. Помидоры не зрели, огурцы горчили, цветы быстро отцветали. Ольга каждый год расстраивалась до слез – сетовала то на почву, то на семена, то на погоду.

Вете на даче нечего было делать. Она изнывала от бессмысленности и скуки. «Подожди, ты еще мне спасибо скажешь за эту дачу. Эта земля еще золотой станет», – говорила Ольга дочери, когда Вета начинала ныть и проситься в город.

Она как в воду глядела. Неожиданно их поселок оказался престижным. Удобное направление, близко от Москвы. Поселок залихорадило. Приезжали люди на дорогих машинах, шли по разбитой дороге, осматривали заброшенные участки. Заходили к Ольге. Спрашивали, где соседи, кто соседи, как с ними связаться. Ольга рассказывала, давала телефоны.