Ласточка на запястье
Шрифт:
Марина Ивановна будто расписывала ручку при помощи ее тетради. Все было наглухо перечеркнуто, и Ангелина даже понять не могла, что именно было неправильно. Столько занятий, и что в итоге? Неужели ее ответы были на столько глупыми и бездарными? Неужели ее тетрадь заслужила этих красных, где-то порванных от резкого нажатия кончиком ручки записей?
– А можно мне взглянуть на эти рисунки? – ни с того ни с сего спросил гость, и Ангелина ощутила предательскую дрожь.
Нет, сегодня она достаточно наслышалась о своём неярком будущем работницы кофейни или уборщицы. Достаточно на целый месяц.
Школьные годы редко для кого бывают счастливыми. Лично для
– Волосы она покрасила, а математику не выучила. – донеслось с задней парты, когда сегодня она стояла у доски в немом исступлении.
Раздавался смех, и она со слезами на глазах смотрела на то, как смеются ее одноклассники. Как показывает на неё пальцем тот, кто по стечению обстоятельств стал её первой любовью. Все вокруг неё были правильными, разумными, настоящими. Она же была лишней, ошибкой в прописном коде, отстающим и никчёмным существом. Не удивительно, что сегодня домой она пришла в особо плохом настроении.
– Не надо позориться. – грубо ответил отец, швыряя тетрадь в лицо Гели. – Лучше обсудим, как…
– Мне бы хотелось увидеть рисунки. – с нажимом повторил гость, и на этот раз взглянул в сторону Дорофеевой.
Девочка с опаской взглянула на отца. Тот, пару секунд непонимающе глядя на товарища, все-таки согласился. Облокотился на спинку стула и вальяжно махнул рукой;
– Неси, раз уж так хочется ему посмотреть.
Когда Ангелина, держа у груди папку с рисунками, вошла на кухню, отец с гостем уже во всю что-то обсуждали. Напротив отца лежала распотрошённая рыба. Напротив, гостя – пустой бокал из-под вина. Они болтали о чем-то своём. И невидимый для других, но остро ощутимый для неё купол словно бы накрыл Ангелину, отгородив ее от реального мира. Раньше он ее спасал, теперь же он превратился в ее клетку. Безопасность, которую она, ещё будучи маленькой девочкой, сидящей возле школы и рисующей мелками на асфальте, искала в своём уединении, превратилась в одиночество. Холодное и по-настоящему взрослое. Пугающее и беспощадное, как сама смерть. Словно вечный бег по кругу в надежде, что тебя кто-то услышит, что тебя кто-то оценит. Ответом на старания – лишь тишина и полное осознание того, что тебе не вырваться из когда-то собственноручно сделанного убежища.
Ловушка захлопнулась, дорогая Ангелина. Ты так долго мечтала о спокойном одиночестве, но оно превратилось в твоё проклятье. Ты не сможешь вырваться из этой клетки. Ты сама ее создала, так что она знает все твои потаённые страхи и без зазрения совести применит их против тебя. Никто не протянет руку. Все слишком заняты. Или слишком глухи. А может, они и помогут, но не тебе. Ты, видимо, для них слишком ничтожна.
Решив, что о ней все забыли, она уже хотела было уйти, как вдруг Егор Александрович, звонко стукнув по столу бокалом, обернулся. Его глаза внимательно оглядели ее. И снова вдруг стало страшно от такого к себе внимания.
– Принесла рисунки? – мягко спросил он.
Она кивнула, нерешительно протягивая ему стопку. Мужчина взял бумаги из ее рук и принялся
– Интересный рисунок. – Егор Александрович повертел в руках лист, после чего положил его к себе на колени. – Стая птиц в мутно-сером небе. А почему некоторые из них падают?
– Я хотела нарисовать что-то, что бы олицетворяло жизненный путь людей. – помявшись, неуверенно ответила Ангелина. – Это участь людей, решившихся на полёт. Кто-то долетает до своей цели, а кто-то падает вниз. Не всем дано дойти до цели.
Отец с презрением фыркнул, после чего смачно выплюнул рыбную косточку на стол.
– И в чем же тогда смысл? Депрессивные у тебя каракули, дочка. «Депрессивные и без смысла», —заметил он, протягивая к Егору грязные руки. – Дай-ка сюда.
Ангелина потупила взгляд, глотая набежавшие от обиды слёзы. Егор Александрович отодвинул рисунок подальше от грязных рук друга.
– Влад, руки хоть вытри! – с лёгкой дружелюбной насмешкой попросил он.
– Пошёл ты, чистюля хренов! – тем же веселым тоном ответил отец, пьяно засмеявшись.
Впервые её рисунки похвалили. Впервые ее заметили и спросили, какой смысл она хотела внести в своё творчество. Чувство радости только-только появилось в ее душе, и сейчас было особенно больно лишиться последней надежды. Эти насмешки были словно вылитая на ее лицо кислота. Словно плевок в душу. Она надеялась, что хоть кто-то заметит, что она делает. И вот снова такое наплевательское отношение. Снова эти насмешки. Как же все-таки больно быть ребёнком, которого не слушают и ни во что не ставят. А может, проблема и вовсе была в ней? Родители не обязаны всегда понимать детей. Быть может, если бы были у неё друзья, она не чувствовала бы себя так погано. Так одиноко. Так ничтожно.
Ему тоже все равно…
– Они умирают птицами. – выдавила из себя девочка.
Она предприняла последнюю попытку докричаться. Последнюю попытку заявить о себе как о личности. Смотрите на меня! Смотрите! Я тоже могу говорить умные вещи!
Я достойна вашего внимания!
– Поясни. – Егор Александрович вопросительно поднял бровь, после чего снова взглянул на рисунок. – Что значит "умирают птицами"?
– Люди, что стремятся к своей мечте, но не доходят до неё, – она сглотнула нервный ком. – Они умирают птицами, а не свиньями, которые лежат в луже грязи и наслаждаются ей.
– Таким образом, получается красивая метафора. – Егор Александрович одобрительно кивнул головой. – По мне, так очень интересная идея и рисунок вполне себе замечательный и проработанный. Более того, знаешь, что отличает настоящего художника от любителя?
Девушка покачала головой.
– Художник стремится выразить своё видение мира через своё творчество. Он живет своим делом. Он не может жить без своего дела.
Ангелина подняла голову и, столкнувшись взглядами с Егором Александровичем, улыбнулась. От него веяло такими теплом и заботой, что казалось, – вот он, её отец. Он был первым, кто заметил в ней что-то хорошее. Первый, кто слышал, а главное – услышал. Потом они часто обсуждали ее работы. Он искренне интересовался ее успехами, а она, получив желанные силу и поддержку, шла в художественную школу и боролась за свой талант. Чужие разговоры и смешки перестали так ее задевать, ведь у неё был человек, который верил в неё. Один единственный человек в этом огромном мире, поверивший в неё. Разглядевший ее стремление демонстрировать свои чувства через бумагу.