Ласточка-звездочка
Шрифт:
— Все. Я решил. Утром ухожу.
Утром Сергей не ушел. Надо было посоветоваться с ребятами, взять у них поручения домой.
— Иди, — сказали ему. — Дойдешь до города — напишешь, что и как.
Собрали деньги на железнодорожный билет. Аннушке решили ничего не говорить. Все равно она не имеет права отпустить Сергея одного.
Ушел Сергей на следующий день перед рассветом. Воздух в степи еще был неподвижным и густым, пахнущим земляной сыростью и холодом. Тяжелой и холодной была
Насколько она велика, он почувствовал уже к полудню. К этому времени он успел добраться только до шоссе. В ожидании попутной машины Сергей долго сидел в кювете, потом минут сорок шел по направлению к станции. Ни встречных, ни попутных машин ему не попадалось. Вначале это не очень тревожило его, но потом пустынность широченной, накатанной сотнями грузовиков дороги показалась ему мертвенной. Он даже хотел спрятаться, когда услышал и увидел, что его догоняет конная телега. Возчик гнал посередине шоссе, нисколько не опасаясь встречи с автомобилем, и в этом тоже было что-то тревожно-неестественное.
— Подвезите, дяденька, — все же осмелился Сергей, когда подвода поравнялась с ним.
— Куда тебе? — неожиданно буднично спросил возчик, притормаживая лошадей.
— До станции.
— Трояк есть?
— Есть.
Сергей обрадованно ухватился за низкий бортик, прыгнул и уселся на жесткое, как закаменевшие кочки дороги, дно подводы. Трясло страшно, но лошади бежали бодро, и Сергей с облегчением почувствовал, что дорога, на которой он уже начал отчаиваться, опять приобрела вполне проходимый и даже добродушный вид…
Ночь Сергей продрожал в дырявом сарае на окраине станционного поселка — он забрел сюда, прячась от патрулей. Это было очень неприятная ночь. И не только потому, что Сергея мучил холод и страх (холод постепенно полностью вытеснил страх). Это была лишняя, ненужная в жизни Сергея ночь. Он должен был ехать в поезде и уже под утро выйти на городском вокзале. А он никуда не ехал, он бессмысленно дрожал в нелепом дырявом сарае.
Утром Сергей еще раз пробрался на вокзал и убедился, что по железной дороге домой ему ни за что не доехать. Тогда он вышел на шоссе. Метров двести оно вело его благополучно. Заканчивались последние домишки станционного поселка, начиналась открытая степь. И дальше шоссе бежало параллельно железной дороге, рядом с телеграфными столбами. Но, чтобы попасть в эту открытую степь, надо было пройти небольшой мостик, который только что переехали две мажары, запряженные волами, и на котором остановилась полуторка. Шофер полуторки протягивал дежурному милиционеру документы. Сергей прибавил шагу. Он хотел проскочить, пока милиционер занят. Но полуторка ушла прежде, чем он ступил на мост.
— Куда? — остановил Сергея милиционер.
Сергей посмотрел по дороге вперед, туда, где на выбоинах шоссе все дальше и дальше подпрыгивала корма полуторки,
— В Новинск, домой, — назвал Сергей ближайшее от станции крупное село. Сергей начинал безнадежную игру: он не умел убедительно врать.
— А где ты там живешь?
— На улице Ленина.
(Должна же быть в большом селе улица Ленина!)
— В Новинске не улицы, а линии, — назидательно сказал милиционер. — Врешь, а не знаешь, как соврать.
У милиционера было молодое и вовсе не злое лицо.
— А на станции что делал? Проведывал больную тетю?
— Да.
— И живет она тоже на улице Ленина?
Сергей кивнул.
— Вот видишь, — сказал милиционер, — все правильно! Постой пока здесь. Скоро мне сменяться, мы и пойдем.
Но Сергей не стал ждать. Увидев колонну грузовиков, подходивших к мосту, он бросился бежать.
— Стой! — крикнул милиционер, но не погнался, пошел к грузовикам.
Вначале Сергей хотел обойти мажары стороной — не задержали бы парни. Но потом независимо двинулся прямо по дороге. Он видел, что от мажар за ним следили, и потому держался вызывающе.
— Удрал? — весело окликнул его парень лет двадцати со светлыми понимающими глазами.
Сергей не ответил.
— Есть хочешь?
Сергей взглянул в светлые понимающие глаза и сказал:
— Удрал.
— А чего же не просишься? Ты ж в Новинск? Цоб-цобе знаешь?
— Нет.
— Ну, это пара пустяков.
И, словно Сергея давно тут ждали, парни и девушки засуетились: «Волов не бойся! Ты куда едешь? В город? У тебя там родители? Бедненький».
Сергей быстро запомнил, кто из волов цоб, кто цобе. Ему дали кусок хлеба с салом, вручили хворостину — погоняй! А светлоглазый и его товарищ забрались вместе с девушками во вторую мажару. Ребята ехали в Новинский райвоенкомат, а девушки их провожали.
— Цоб! Цобе! — сказал Сергей, и огромные колеса, между которыми и ниже которых он сидел, с большой неохотой покачнулись.
Мажара перекосилась на кочках слева направо, потом справа налево, а колеса, кажется, не сделали еще и одного полного оборота. Их широченные ободья вытягивались и вытягивались из-под телеги — никак не могли вытянуться. За толстые деревянные спицы, которые вот-вот остановятся, хотелось ухватиться рукой. Странное это было движение. Посмотришь на волов — идут. Посмотришь на огромные колеса — кажется, вот-вот остановятся. Раздражающее противоречие. Сергей несколько раз взмахнул хворостиной и оглянулся на ребят. Светлоглазый поощрительно кивнул ему: «Давай, все правильно!»
Сергей взмахнул хворостиной и почувствовал беспокойство. Он оглянулся еще раз. На второй мажаре волов никто не погонял. И вообще в мажаре никого не было видно. Поднялась чья-то рука, спряталась — и все. Сергей понял — парни и девушки улеглись. Ему стало жарко.
— Цоб! — яростно замахнулся Сергей на своих волов. — Цобе!
Волы неторопливо раскачивались, скрипели деревянным ярмом и что-то вяло жевали на ходу. У них были острые хребтины, тяжело раздувавшиеся бока, и казалось, главные усилия они затрачивали на то, чтобы нести собственные туши, а не двигать мажару.