Латышские народные сказки
Шрифт:
— Избавил бы я тебя, старче, от того песьеглава, кабы ведал ты, как отсюда наверх выбраться.
— Ежели ты того песьеглава одолеешь, так птица в благодарность и вынесет тебя на землю.
— Ну? Тогда добро! Гони скотину на его луга, пускай бежит сюда биться.
Вот скотина на выгоне, мчит сюда песьеглав, и началась драка.
Сгреб
Вот и зрение к старичку вернулось.
А песьеглав освободился от меча — и на Курбада. Двинул его Курбад раз палицей — хоть бы что. Двинул другой — хоть бы что. Двинул третий — задрыгал песьеглав ногами и сдох.
Старичок, не помня себя от радости, живо ведет своего спасителя к гнезду той птицы; знал он, что на птенцов ее опять град собирается.
Подошли к гнезду: сидят там птенцы, изрядные уже, только еще голые.
Пока разглядывали их, с ревом налетел град. Курбад еле успел прикрыть птенцов, так он спас их от града.
Только град прошел, прилетает птица — с доброго коня ростом.
Опускается перед Курбадом и молвит:
— Благодаря тебе хоть раз у меля дети вырастут. Чем же тебе отплатить?
— Вынеси меня на землю, другой платы не хочу!
— Ладно, вынесу. Только дорога дальняя, море широкое, так что ступай и убей трех подземных быков и нарежь их кусками. Ежели поверну в дороге к тебе клюв — кидай мне каждый раз по куску.
Пошел Курбад за быками. Ой, и быки же это были: замычат — палица ходуном ходит, топнут — земля трясется. Только Курбад хвать одною за рога — и голова долой, хвать другого — голова долой, хвать третьего — голова дол oil.
На другое утро забирает Курбад бычье мясо, влезает птице на спину, и пустились они в дорогу. Девять дней и девять ночей летели. На десятый день уже край земли виден. Оглянулся Курбад, а мясо-то все вышло. Что же делать? Без мяса ослабеет птица. Нечего делать! Вырезал Курбад мечом икру из левой ноги и накормил ею птицу, вон уже и земля недалеко.
К вечеру Курбад счастливо добрался до старого короля, нашел там свою невесту и братьев. Они рассказали, что с веревкой случилось, а Курбад — о своих похождениях под землей.
За рассказом-то и вспомнил про алмазное, золотое и серебряное яйца. Взял он венец младшей сестры, обнес его трижды вокруг того места, где решили дворец поставить, бросил алмазное яйцо оземь, — и вырос алмазный дворец.
Потом у средней сестры взял венец, обнес его трижды, бросил золотое яйцо оземь — вырос золотой дворец.
Наконец взял венец у старшей сестры, обнес трижды, бросил серебряное яйцо оземь — вырос серебряный дворец.
Отдал хозяйкину сыну и его невесте золотой дворец, работницыну сыну и его невесте — серебряный, а своей невесте оставил алмазный дворец.
После свадьбы думал Курбад спокойно пожить во дворце, отдохнуть от трудов своих. Да только ведьмы злые не дают покоя ни
Понял Курбад, что во всем вдова Девятиглавого виновата, и решил очистить от нее свое царство. Взял он три берковца соли да три берковца рассолу, пошел змею-ведьму искать.
«Кабы удалось ей в глотку соли насыпать, — думает Курбад, — побежала бы она пить. А пока она лакать будет, я прибегу и прикончу ее».
На третий день летит ведьма змеей крылатой, шипит, крыльями бьет, пасть разевает. Нацелился Курбад да и закинул все три берковца соли прямо ей в пасть. Зафыркала та и повернула к морю жажду унимать.
Курбад следом за нею, но он еще и моря не увидал, как змея, напившись, уже назад несется. Примерился Курбад да как плеснет ей рассолом в глотку! Зафыркала змея и снова повернула к морю жажду унимать. А Курбад и след ее потерял.
Искал, искал Курбад, пока не вышел к морю. Видит — там кузница. А в кузнице Чудо-Кузнец кует. Говорит он Курбаду, что пешим ту змею-ведьму все равно не догнать. А выкует он ему такого коня, что не успеет и пук льна сгореть, как на нем можно трижды вокруг света облететь. Только оглядываться нельзя.
Покамест Курбад с Кузнецом разговаривали, змея налакалась и уже мимо кузницы летит. Схватил Кузнец пригоршню раскаленных искр и швырк ведьме в пасть, да только лишь конец языка ей опалил.
Выковал Кузнец для Курбада коня. Сияет конь, словно звезда. Сел на него Курбад и пустился за ведьмой вдогонку. Мчится конь ветром через моря широкие, через леса высокие.
Только что это? Гул за спиной неслыханный: деревья трещат — грох-треск! Вода хлещет — шип-плеск!
Обернулся Курбад, и в тот же миг загремел гром, сверкнули молнии — и конь пропал. Жалеет Курбад, что забыл наказ Кузнеца, оглянулся. Хоть поздно, да смекнул, что все это ведьмины проделки были, да сделанного не воротишь.
Прилег Курбад у ручейка на опушке, посудину со снадобьем рядом поставил. Отдохну, думает, потом отхлебну сильного снадобья и со свежими силами опять за ведьмой пущусь. Да только все наоборот получилось, потому что ведьма тем временем сговорилась с чертом перехитрить и вовсе извести Курбада.
Пока он похрапывал, обернулась ведьма жабой, подскакала к посудине со снадобьем, повернула ее — сильное снадобье справа, бессильное — слева. Проснулся Курбад, захотел сильного снадобья выпить, ан выпил бессильного. Тут же заметил, бедняга, что случилось, да уж поздно: теперь на целый год сила пропала.
А черт уже тут как тут. Нанимайся, говорит, ко мне на год в работники. А не хочешь, — выходи силой мериться. Думает про себя нечистый: «Уж я-то тебя работой пройму — сам ноги протянешь!»
Согласился Курбад, только с одним уговором: ежели кто из двоих из-за работы разгневается, у того три ремня из спины вырезать. Черту такой уговор по душе пришелся.
С утра посылает черт Курбада зайцев пасти. А известно, что за тварь эти зайцы: стоит выгнать, как они и разбегаются. Под вечер пастух один на выгоне сидит — ни единого зайца не видать.