Лавкрафт: Живой Ктулху

Спрэг де Камп Лайон

В странах же, чье население состоит в основном из тевтонов, мы видим замечательное подтверждение качеств… расы. Англия и Германия являются величайшими империями мира… История Соединенных Штатов – сплошь длинный панегирик тевтонам, и она будет оставаться таковым, если во имя сохранения изначальных качеств населения будет вовремя остановлена иммиграция дегенератов.

Тевтонский дух властолюбив, сдержан и справедлив. Ни одна другая раса не показала подобной талантливости в самоуправлении…

Раскол такой величественной расы, когда каждая из фракций вступает в союз с низшими чужаками, является таким чудовищным преступлением, что весь мир действительно может замереть в ужасе. Германия, и это правда, имеет некоторое понимание о цивилизованной миссии тевтонов, но она позволила возобладать своей ревности к Англии над разумным рвением и разделить расу в постыдной и ненужной войне.

Англичане и немцы – кровные братья, ведущие

род от одних и тех же суровых предков, поклонявшихся Вотану, одаренные одними и теми же строгими добродетелями и воодушевленные одними и теми же благородными устремлениями. В мире чуждых и враждебных рас общая миссия этих мужественных людей – миссия единения и сотрудничества со своими братьями-тевтонами по защите цивилизации от нападок всех остальных. Тевтонам предстоит работа: союзом, который они должны своевременно заключить, последовательно сокрушить возрастающую мощь славян и монголов, сохранив для Европы и Америки блестящее будущее, которое им предопределено…» [148]

148

«The Conservative», 1,1 (Apr. 1915), pp. 2f. В последний момент Лавкрафт сменил печатников, и новый, очевидно, воспротивился характерной лавкрафтовской орфографии вроде «civilisation».

Как показывает это извержение, Лавкрафт уверовал в миф о голубоглазом нордическом арийском сверхчеловеке, который позже благодаря Адольфу Гитлеру приобрел столь печальную славу.

Теперь же позвольте указать на ряд пунктов. Во-первых, такой взгляд, далеко не оригинальный, был широко распространен, популярен и приемлем в Соединенных Штатах того времени, особенно среди высших слоев «старых американцев», и особенно в Новой Англии. Во-вторых, Лавкрафт пришел к нему естественным путем, поскольку этот взгляд соответствовал мировоззрению его времени, места и класса; его англосаксонские убеждения выставляют его не большим чудовищем, нежели во времена средневековья вера христиан в черную магию. В-третьих, таких взглядов придерживалось отнюдь не маленькое число ученых мужей того времени. Так, Герберт Спенсер, британский социолог, чьи идеи были чрезвычайно влиятельны в девяностых годах девятнадцатого века, был приверженцем теории превосходства арийской расы. Таковым был и Генри Кабот Лодж, один из талантливейших и самых эрудированных политиков своего времени и, как и Лавкрафт, воинствующий националист. Наконец, позже Лавкрафт отказался от этих взглядов, хотя на это у него и ушло много лет.

Мы живем в то время, когда передовыми мыслителями расист считается хуже убийцы. «Расист» стало универсальным словом с уничижительным значением, также как «красный» или «фашист». Тем не менее этноцентризм (если называть расизм формальным именем) есть одна из старейших и самых универсальных человеческих черт. Люди всегда склонны испытывать симпатию и доверять больше тем, кто больше похож на них самих. Лишь в последние десятилетия осуждение этноцентризма распространилось повсеместно, и такое осуждение универсально.

В качестве примера можно упомянуть тот факт, что название, которым первобытные люди определяли членов своего племени, часто означало нечто вроде «настоящие люди». Геродот отметил, что древние персы «…более чтят своих ближайших соседей, которых они уважают почти как себя. Тех, кто живет за ними, они чтят уже меньше, и так далее с остальными – чем дальше они удалены, тем меньше оказываемое им уважение. Причина заключается в том, что они считают себя значительно превосходящими во всех отношениях все остальное человечество, расценивая других как приближающихся к превосходству соответственно тому, насколько близко они к ним живут…».

Аристотель объяснял, что, поскольку европейцы отважны, но глупы, а азиаты хитры, но трусливы, не подлежит сомнению то, что греки – единственные из человечества сочетающие в себе бесстрашие и рассудок – завоюют и поработят остальных. Не так давно в степях Центральной Азии киргизский пастух сказал одному антропологу, что киргизы – лучшие из всех людей, у них лучшие сердца, а «сердце – это то, что действительно имеет значение» [149] .

Сегодня же маятник качнулся в другую сторону, главным образом под воздействием марксизма, который по политическим, ненаучным причинам является категоричным поборником равноправия и сторонником влияния окружающей среды. Ученый, пытающийся выяснить, действительно ли народы различаются по способностям, подвергается гонениям. Он получает анонимные угрозы, его освистывают на лекциях. Эти освистыватели могут быть представителями национальностей, опасающихся, что его исследования представят их в невыгодном свете, или же марксистами, для которых полное равенство рас является

«символом веры».

149

Herodotus, I, 134; Aristotle «Politics», VII, vii; A. J. Toynbee «А Study of History» (Lon.: 1934), I, p. 161. (Арнольд Джозеф Тойнби (1889–1975) – английский историк, в его двенадцатитомном сочинении «Исследование истории» (1934–1961) анализируются взлеты и падения цивилизаций. – Примеч. перев.)

То, что народы различаются физически, не вызывает сомнений. Некоторые из них крупнее и сильнее, нежели другие. Темнокожие люди эпохи неолита – благодаря своему большому росту лучшие в мире прыгуны в высоту. Эскимосы и индейцы архипелага Огненная Земля переносят лучше остальных людей холод, а тибетцы и кечуа – высоту. Народы различаются по восприимчивости к разным болезням.

Тем не менее никто до сих пор не знает, различаются ли народы по умственным способностям. Возможно, различаются, возможно, нет. Доказательства неубедительны и противоречивы. Вероятно, между народами существуют некоторые врожденные умственные различия, вроде тех, что существуют между полами, но никто наверняка не знает, в чем они заключаются.

Поскольку такие различия, если они существуют, сильно завуалированы широким разнообразием среди отдельных представителей, а также вследствие влияния социальной среды и поскольку и поныне неизвестны тесты, способные разделить наследственные и сформированные средой отличия среди народонаселения, то способа разрешить вопрос не существует. Отсюда каждый волен выдавать по данному предмету догмы, отвечающие его собственным интересам.

До, скажем, 1915 года большинство «старых американцев» были теми, кого сегодня назвали бы расистами. В девятнадцатом веке они были известны как «нативисты», враждебные ко всем, кто не имел англосаксонского протестантского происхождения. Для них было очевидно, что белая раса превосходит все остальные и что высшим типом белого человека является англосакс. В то время распространенное на весь мир могущество англоговорящих народов придавало этой точке зрения правдоподобность. Нативисты, или англосакские шовинисты, полагали вполне естественным, что должна существовать непреложная социальная и экономическая иерархия, вершину которой венчают они. Они боялись, что их заполонят иммигранты низшей, не англосаксонской расы: «Наплыв большого числа иммигрантов из сельских районов Центральной и Южной Европы, с трудом ассимилировавшихся из-за крестьянских обычаев и языкового барьера, придавал убедительности тому представлению, что иммиграция снижает стандарт американского интеллекта; по крайней мере, так казалось нативистам, высокомерно полагавшим, что бойкий приказ на английском есть естественный критерий умственных способностей».

Отсюда вымышленный Джордж Эпли наставляет своего сына – студента: «Я чрезвычайно обеспокоен твоим упоминанием этого студенческого приятеля по имени Элджер. Очень хорошо быть демократичным и обходительным по отношению к знакомому, который по вине алфавита сидит в классе рядом с тобой. Я не намерен ограничивать круг твоих знакомств, поскольку они полезны и поучительны, но ты должен усвоить как можно скорее, что дружба – это совсем другое. Друзья должны выбираться из твоего собственного класса, иначе, как результат, возможны противоречия и затруднения» [150] .

150

Richard Hofstadter «Social Darwinism in American Thought», Boston: Beacon Pr., 1963, p. 162; John P. Marquand «The Late George Apley (A Novel in the Form of a Memoir)», Boston: Little, Brown 8c Co., 1936, p. 216. (Ричард Хофстедтер (1916–1970) – американский историк, его работы «Эпоха реформ» (1955) и «Антиинтеллектуализм в американской жизни» (1963) были удостоены Пулицеровской премии. – Примеч. перев.)

Тетя Лавкрафта, Энни Гэмвелл, хотя и была во многом личностью превосходных качеств, была снобом в общественном отношении и ультраконсервативной во взглядах на экономику. Она и его мать в полной мере поняли бы Натаниэля Элдена, их вымышленного бостонского современника из романа Джорджа Сантаяны «Последний пуританин», распекавшего своего младшего брата: «Думаю, я должен сказать тебе, Питер, что я не одобряю твою близость с людьми худшего образования и более низкого положения. Конечно, все мы верим в демократию и желаем всем классам пользоваться величайшими из возможных благ, но мы никогда не поможем менее удачливым подняться на наш уровень, если только сами не падем с него. Твои нежелательные дружеские отношения уже повлияли на твой язык и манеры… Со временем это же влияние может затронуть и твои моральные устои, не говоря о планах на будущее…»