Лавкрафт
Шрифт:
Археолог начинает раскопки на вершине кургана и быстро натыкается на странный цилиндр, внутри которого заключена рукопись, написанная на архаичном испанском XVI в. Вернувшись в город, герой повести, вместе со своими местными знакомыми, принимается за чтение текста, принадлежащего перу конкистадора Панфило де Замаконы.
Этот испанский искатель приключений, родившийся в Астурии и перебравшийся в 1522 г. в Новый Свет, в 1540 г. принял участие в экспедиции Франсиско Васкеса де Коронадо, разыскивавшей легендарные золотые города Сиболы. После долгих странствий Коронадо и его сподвижники так и не нашли золота, «всего лишь» открыв Большой каньон и реку Колорадо. Однако Замакона, подружившись с индейцем по имени Разъяренный Бизон, узнал у него, что золотые города существуют, но находятся под землей. Разъяренный Бизон пообещал конкистадору показать
Индеец оказался честным проводником, и Замакона, проблуждав по подземельям, украшенным изображениями Йига, проник в обширную подземную полость, большую, чем любая из известных людям пещер. Пробираясь по подземному миру, конкистадор заметил каких-то странных существ, вызвавших у него приступ безотчетного ужаса и отвращения. Он поспешил укрыться от чудовищ в заброшенном храме, после чего пережил настоящий шок — все в здании было сделано из золота. Исключение составляет только странный жабоподобный идол на алтаре. Так в «Кургане» Лавкрафт принимается за все более любимую литературную игру в конструирование мифологии — ведь идол окажется изображением бога Цатоггвы (в другом варианте передачи на русский — Тсатоггуа), придуманного К.Э. Смитом. А из дальнейшего текста повести выяснится, что в подземном мире поклоняются не только Йигу, но и Ктулху, известному здесь под несколько упрощенным именем Тулу.
Проснувшись наутро, Замакона услышал человеческие голоса за дверью храма и быстро открыл ее. Он встретил группу «примерно в двадцать человек, вид которых не вызвал у него тревоги. Они выглядели как индейцы, хотя одеждой и тем более короткими мечами в кожаных ножнах не напоминали ни одно из известных племен. Вдобавок их лица имели множество малоприметных отличий от типично индейских» [280] . Сначала общение не налаживалось, но вскоре Памфило де Замакона с удивлением понял, что может воспринимать мысли собеседников. Так он познакомился с первым из череды чудес подземной ойкумены. Чудовища же, от которых спрятался конкистадор, назывались «гаайотны» и использовались подземными жителями в качестве верховых животных.
280
280. Там же. С. 149.
Так началось путешествие Замаконы по удивительному подземному миру К-ньян. Его человекоподобных жителей некогда привел с другой планеты великий Тулу, осьминогоподобный монстр, считавшийся главным богом местного пантеона. Как ни странно, но в описании социального устройства К-няна у Лавкрафта начинают сквозить нотки сарказма и даже социального критицизма. «Генотип общественной верхушки сложился в результате длительного отбора и эволюции — нация прошла через период технократической демократии, где каждый имел равные возможности, но впоследствии часть людей обратила мощь своего интеллекта в орудие власти и подавила жизненные инстинкты основной массы» [281] . Впрочем, подобный пессимистический взгляд на перспективы развития технической цивилизации не был в новинку для Лавкрафта и уже не единожды возникал в его письмах конца 20-х гг.
281
281. Там же. С. 154–155.
Описание упадка К-ньяна тесно связано и со столь важной для писателя темой деградации и вырождения, которой он отдал немало места в своих ранних текстах. Только теперь распад поразил не один проклятый род или семейство, а целую цивилизацию, замкнувшуюся на себе и принявшуюся потакать худшим побуждениям своих членов. Вот как Лавкрафт описывал типичные ежедневные занятия обитателей К-ньяна: «Распорядок дня следовал по накатанному образцу: утреннее опьянение спиртами или наркотическими субстанциями, пытки рабов, дневные сновидения, гастрономические и чувственные оргии, религиозные службы, экзотические эксперименты, художественные и философские дискуссии и далее в том же духе» [282] .
282
282. Там же. С. 155.
Но при этом в подземном
Опасаясь жестокости и непредсказуемости подземных жителей, Замакона решил бежать наверх, заручившись помощью влюбившейся в него обитательницы К-ньяна по имени Тла-Йуб. Она уверила конкистадора, что знает заброшенный выход из подземного царства, находящийся на вершине забытого кургана. Однако при попытке побега Замакону и его спутницу схватили стражники. Испанца на первый раз простили, а вот Тла-Йуб, подвергнув изощренным пыткам, казнили. Тело несчастной после смерти превратили в «вайм-баи» — движущийся обезглавленный труп, принужденный вечно охранять выход из глубин земли.
И все же неудача не смирила Замакону. В последних словах своей рукописи он замечает: «Сейчас или никогда; я должен бежать!»
Прочитав все это, главный герой «Кургана» оказывается перед неразрешимым вопросом: что перед ним — изощренная мистификация или невероятная правда? Он решает продолжить раскопки, однако почти сразу же проваливается в глубокое подземелье, где сталкивается с существом, заставившим его не только поверить в историю Замаконы, но и в ужасе бежать с кургана. Он видит «отвратительный труп — обезглавленный, лишенный рук и ступней ног», на груди которого вырезана надпись на искаженном испанском: «Схвачен по воле К-ньяна, направлявшей безголовое тело Тла-Йуб» [283] . Отважный конкистадор навсегда остался хранителем жуткого кургана и его ужасных тайн.
283
283. Бишоп 3., Лавкрафт Г.Ф. Курган. Пер. О. Басинской // Лавкрафт Г.Ф. Ужас в музее. М.; СПб., 2010. С. 224.
Лавкрафту удалось создать замечательную вещь, сравнимую со многими его оригинальными работами. «Курган» стал предвестником более поздних лавкрафтовских произведений, вроде «Хребтов Безумия» и «За гранью времен», где также описывались истории целых цивилизаций на протяжении почти необозримых промежутков времени. Одновременно он оказался очередным торжеством принципов псевдореализма в творчестве Лавкрафта — все, начиная от упоминания об участии Замаконы в экспедиции Коронадо до конкретных дат жутких событий, якобы происходивших на рукотворном холме, работает на атмосферу текста, нагнетая ауру внешнего правдоподобия. А вот с публикацией «Кургана» дело не заладилось — Ф. Райт отверг текст как слишком длинный для одного выпуска «Уиерд Тейлс». В результате повесть была издана лишь в ноябре 1940 г., после того, как О. Дерлет ее сильно сократил и отредактировал.
Труды по приведению в порядок чужих текстов все же не помешали Лавкрафту в первой половине 1930 г. предпринять ряд новых путешествий по США. А странствия, в свою очередь, породили художественные тексты — заметки об увиденном, вроде «Описания Чарльстона», созданного после посещения писателем этого города в конце апреля — начале мая 1930 г. В ходе этой же поездки, но уже в Ричмонде Лавкрафт взялся за обработку нового произведения от Зелии Бишоп — рассказа, получившего позже название «Локон Медузы».
Следуя духу современной политкорректности, этот рассказ принято ругать за якобы проскальзывающие в нем расистские намеки. Натянутость и странность подобных обвинений кажется совершенно ясной, если вспомнить, что Лавкрафт не только никогда не скрывал своих расистских взглядов, но и вполне четко их высказывал. А в «Локоне Медузы» упоминание о негритянской магии и финальное замечание о том, что главная героиня, «пусть в неуловимо слабой степени, была негритянкой» [284] , служат лишь антуражным моментом, подчеркивающим, что события рассказа разворачиваются в южном штате.
284
284. Бишоп 3., Лавкрафт Г.Ф. Локон Медузы. Пер. Л. Кузнецова// Лавкрафт Г.Ф. Локон Медузы. Тольятти; Екатеринбург, 1993. С. 410.