Лавондисс

Холдсток Роберт

Снег хранит старую память.

Земля помнит все.

Мы прошли через бурю к концу неудавшейся охоты.

Ясень замерзла, устала, состарилась.

Мы поместили ее в лоно снега.

Мы выдохнули наши души на ее бледную кожу.

Она запела о великих охотах.

Она запела об огнях в больших убежищах.

Она запела об огнях, которые горят бесконечно.

Юный Арак держал костяной нож.

Он вырезал деревянный глаз для умирающей Ясень.

Он вырезал

лицо Ясень на живом дереве.

Мы поставили новый глаз Ясень на ее замерзшее тело в снежном лоне.

Новое дерево посмотрело на Ясень. 

Буря разделила нас, клан от клана, род от рода.

Когда земля открылась, мы были молоды.

Мы обнимали темноту и безопасность.

Наш огонь почти погас.

Волки размером с медведя убегали от снега.

Медведи, кусающиеся как волки, умирали на ходу.

Замерз гордый олень.

В глазах оленя застыла память о стаде и охоте.

В наших телах текла холодная кровь.

В черных деревьях вода стала льдом.

Деревья стояли холодные и безжизненные, как камни.

Дух солнца не утешал нас теплом.

Наши животы наполнил холод.

Земля стала нашим врагом.

Те, на кого мы охотились, убежали от ледяных рек вслед за зимним гусем.

Род медленно шел за ними.

Снег пропах сладким запахом свежей крови.

Быстро прибегал волк.

Земля родила хищных птиц.

Огонь горел в Земле Призрака Птицы.

Кости рода дымились и они шли туда.

Весь род плакал от деревянной улыбки Ясень.

И весь род слушал голос из дуба.

Юный Арак странствовал по невиданным местам земли.

Арак странствовал по запретным местам земли.

Но он потерял все и вернулся домой.

Снежные стены берегли его.

Он опять вернулся домой.

Снег хранит старую память.

Земля помнит все.

Вот то, что я помню.

Проснись, Таллис! Проснись!

Зверь ревет. Он уже над ней. Его зловоние окутало ее.

— Таллис! Вставай!

Таллис, слишком быстро вырванная из сна, села, смущенная и напуганная. Потом страх исчез, и вместе с ним холод. Она была закутана в попону лошади Скатаха, костер почти догорел. Все трое Джагутин стояли, глядя мимо темных деревьев. Раннее утро освещало их темные лица, кусочки золота на выдубленной непогодой коже и изодранную одежду. Пепел от костра медленно поднимался вверх, подхваченный легким ветерком, дующим на лужайке. Лошади тихо дышали, трясли головами и натягивали привязь.

Я прикоснулась к источнику. Это история с самого начала... Я прикоснулась к источнику. Я подошла близко к Гарри. Он там, я уверена. Я прикоснулась к источнику. Гарри — источник...

Скатах глядел на нее, но не видел; он прислушивался. Мгновением позже

звук повторился, безусловно рев оленя-самца.

— Сломанный Парень! — сказала Таллис.

— У ручья, — согласился Скатах. — За Землей Призрака Птицы.

Таллис вскочила на ноги, с серой шерстяной попоной на плечах. Вокруг нее уже кипела бурная деятельность. Лошадей нагрузили и повели по узкой тропе к краю леса. Скатах закидал костер и надел кожаный рюкзак. Таллис повесила на шею маски и нащупала в кармане крестильную рубашку.

Слишком много всего случилось, и слишком внезапно. Она подумал о доме; родители наверно еще спят. Она не сказала им, что уходит, не попрощалась с ними. Они будут беспокоиться, даже если она уйдет всего на несколько дней. Она обязана оставить им весточку.

Утро было туманным и мокрым. Вместе с Джагутин она обогнула лес, пересекла болотистое поле и оказалась у тонких деревьев, окаймлявших Ручей Охотника.

— Олень должен быть где-то здесь, — прошептал Скатах. Курундолок завел лошадей в холодную воду и дал им напиться, а сам нервно выискивал любой знак оборванного оленя. Таллис пошла через мокрый папоротник, вытаскивая попону каждый раз, когда она запутывалась в шиповнике.

Стояла полная тишина, даже птицы замолчали. Росистый туман неторопливо плыл в воздухе. Лес застыл, как животное, сдерживающее дыхание и наблюдающее за хитрыми движениями хищника.

И, внезапно, в этой тишине кто-то громко выкрикнул ее имя, тоном даже не беспокойства, а ужасного страха.

Скатах посмотрел вверх, его бледные глаза сверкнули. Но Таллис глядела на поле у далекого горизонта, где еще вчера вечером стояли странные камни и деревья; сейчас они исчезли и не осталось ни одного следа силы, проявленной землей. Там бежал человек, мужчина.

— Таллис! — закричал ее отец, с паникой в голосе. Она содрогнулась, на глазах появились слезы. На нем была ночная рубашка, полы которой хлопали на бегу. Он запнулся, потом выпрямился, маленькая темная фигурка, едва видимая в полутьме.

— Быстрее, — пробормотал Скатах в сторону леса. Лошади забеспокоились. Дженвал что-то сказал им, гортанным голосом, и погладил одетой в броню рукой морду одной из них, пегой.

— Я должна сказать ему, что у меня все хорошо, — сказала Таллис. — Попрощаться...

Но Скатах потянул ее вниз.

— Нет времени, — сказал он. — Смотри! Там!

Из тумана вышел Сломанный Парень и чопорно вошел в ручей недалеко от беспокойных лошадей. Джагутин подались назад, разрешая огромному зверю пройти мимо. Его рога задели свисающие ветви ольхи, растущей у ручья, изо рта вырвался клок тумана. Он заметил девочку, и его темные глаза сверкнули. Перед ним летел его запах и уносился к Райхоупскому лесу.

Скатах стянул попону с плеч Таллис и подтолкнул ее вперед.