Лавр Корнилов
Шрифт:
Социальный престиж офицерства стал быстро и неуклонно падать. Принято считать, что это было реакцией солдат на жесткую дисциплину предыдущей поры. Бесспорно, свобода, воспринятая как вседозволенность, сделала свое дело. Но не солдаты писали уже упоминавшийся «приказ № 1». Он категорически запрещал выдачу оружия офицерам без согласия солдатских комитетов и тем самым огульно ставил под подозрение все офицерство как таковое. Авторы приказа — социалисты из исполкома Петроградского Совета были вполне образованными и интеллигентными людьми.
Русская радикальная интеллигенция всегда с полупрезрением относилась к офицерству. К тому же жила она в книжном мире, переполненном ассоциациями с Великой французской революцией. В результате офицерство,
Офицерство по природе своей особенно болезненно воспринимало развал армии. Виновных в этом не нужно было искать — это были все те же политиканы и агитаторы во главе с Керенским. Таким образом, помимо своего желания офицерство действительно превращалось в силу, ратовавшую за восстановление твердой власти. Нельзя, разумеется, преувеличивать степень консолидации внутри офицерского корпуса. Часть офицеров попыталась «демократизироваться», в той или иной мере удачно. На практике это выражалось в заигрывании с солдатами, стремлении взять на вооружение демагогию и революционную фразу. Другая, тоже немалая, часть самоустранилась от происходящего и искала лишь законных путей для дезертирства. Но были среди офицеров и те, кто твердо решил бороться с анархией.
В середине апреля 1917 года двое офицеров Ставки — полковники Д.Н. Лебедев и В.М. Пронин выступили с инициативой создания общеармейского офицерского союза. Они доложили о своем замысле начальнику штаба генералу Деникину, который, выслушав их идею, направил их к Верховному главнокомандующему генералу Алексееву. Как ни странно, поначалу этот замысел вызвал неприятие и у Алексеева, и со стороны многих представителей самого же офицерства. Основное возражение основывалось на том, что созданием союза будет внесен еще больший раскол между офицерством и солдатами. Принципиально выступая против солдатских комитетов, главное командование не могло согласиться с образованием комитетов офицерских.
Однако быстро меняющаяся ситуация заставила Алексеева переменить свое мнение. Явочным порядком, легально или полулегально, офицерские организации стали возникать уже с середины марта. Это ставило вопрос о том, кто будет контролировать стихийно начавшееся движение. Одна из действовавших к этому времени организаций — петроградский офицерский совет — объявила о созыве на начало мая Всероссийского съезда офицерских депутатов, военных врачей и чиновников. Зная имена инициаторов этого дела, можно было предположить, что решения предстоящего собрания будут выдержаны в социалистическом духе. Учитывая это, Алексеев дал согласие на проведение в Могилеве альтернативного съезда.
В первых числах мая в Могилев съехались 297 делегатов, на три четверти представлявших фронтовое офицерство. Торжественное открытие съезда состоялось 7 мая 1917 года в помещении городского театра. На первом же заседании председателем был избран полковник Л.Н. Новосильцев, командир 10-й Отдельной тяжелой батареи. Как недавний депутат Думы, представлявший в парламенте кадетскую партию, он был человеком, искушенным в политике.
Съезд открылся речью генерала Алексеева. В ней впервые прозвучало то, что уже понимали многие: «Россия погибает. Она стоит на краю пропасти. Еще несколько толчков вперед, и она всей тяжестью рухнет в эту пропасть». Закончил Алексеев свое выступление словами: «Мы все должны объединиться на одной великой платформе: Россия в опасности. Нам надо как членам великой армии спасать ее. Пусть эта платформа объединит вас и даст силы к работе» {204} .
За время своей работы с 7 по 22 мая съезд провел 13 пленарных заседаний, плюс к тому заседания комиссий и частные заседания, не имевшие официального характера. На одном из них выступил известный всей России крайне правый думский депутат
За два дня до окончания работы съезда в Могилев прибыл военный министр Керенский. Свое выступление перед делегатами он построил в обычной для него манере, чередуя пламенные призывы к защите свободы с невнятными угрозами в адрес противников революции. Но на этот раз привычного взрыва экзальтации речь Керенского не вызвала. Участники съезда своим холодным приемом ясно продемонстрировали «вождю российской демократии», что их настроения мало совпадают с его политической линией.
В резолюциях съезда говорилось о необходимости восстановления дисциплины в армии, ликвидации искусственно создаваемой розни между солдатами и офицерами, принятия самых жестких мер против дезертиров и уклоняющихся от боя. Самым же главным результатом было создание Союза офицеров армии и флота. Председателем Главного комитета союза был избран полковник Новосильцев, его заместителями — полковники Пронин и Сидорин. Местом пребывания Главного комитета был избран Могилев. Это было принципиально важно. Делая выбор между Могилевом и Петроградом, руководители союза давали понять, что в намечающемся противостоянии Временного правительства и Ставки новая организация свою позицию определяет однозначно.
Отделы и подотделы Союза офицеров создавались при штабах крупных частей и соединений, в тыловых гарнизонах и округах. По сути дела, возникала разветвленная сеть, способная в кризисной ситуации сыграть очень важную роль.
Однако при этом надо помнить, что Союз офицеров, будучи организацией легальной, открыто свою антиправительственную позицию ни в чем не выражал. Союз готов был поддержать авторитетного лидера, выступившего бы с лозунгами наведения порядка, но сам провоцировать подобное выступление не стал.
Другой вопрос, что большая часть руководителей союза совершенно ясно склонялась к идее установления в стране твердой власти. В начале июня Новосильцев, Сидорин и еще один член Главного комитета — капитан Кравченко тайно прибыли в Москву. Здесь на квартире члена кадетского ЦК князя П.Д. Долгорукова состоялась их встреча с московскими кадетами. Московский отдел был самым сильным и влиятельным в кадетской партии, по сути, именно его позиция определяла партийную линию. Однако встреча эта представителей Главного комитета разочаровала. Новосильцев вспоминал, что его собеседники готовы были поддержать переворот, но уклонялись от какого-либо участия в его подготовке {205} .
В поисках единомышленников Новосильцев и Сидорин выехали в Петроград. Здесь они встречались с Милюковым, Родзянко и некоторыми другими политиками меньшего масштаба. У Милюкова визитеры из Могилева не вызвали энтузиазма. Он явно не верил в затею с военным переворотом, хотя от сотрудничества в будущем и не отказался. Родзянко проявил большую заинтересованность и даже назвал фамилию Брусилова в качестве возможного кандидата на роль военного диктатора. Новосильцев и Сидорин, знавшие, что Брусилов сделал ставку на Керенского, отнеслись к этому варианту скептически. Их более привлекал Колчак. Короткая встреча с Колчаком еще более утвердила их в этом мнении. В Ставку посланцы Главного комитета возвращались, уже имея определенное видение будущего.