Лазарит
Шрифт:
Он молчал, ибо ответ на этот вопрос мог напугать Иосифа. В Масиафе ему и впрямь пришлось туго, и тогда он искренне не понимал, почему Ашер поступил с ним так безжалостно. Лишь позже тот все объяснил: еврейской общине нужен хорошо обученный воин-защитник, лучший из лучших, тот, кто умеет действовать в одиночку, как целая армия. А такую выучку можно было получить лишь в закрытых от мира школах ассасинов.
— Это было непросто, Иосиф, но у меня была цель, — все же ответил он другу, не желая длить молчание. — Меня научили многому: быстро соображать и принимать решения, владеть любым оружием и держаться в седле так, словно ты и лошадь — одно. Я освоил географию и науку счета, языки многих народов — сельджуков и персов, арабов и франков, итальянцев и германцев. Я узнал тонкости обычаев и нравов людей разного вероисповедания, детали их ритуалов, и позже все это мне весьма пригодилось.
Он приподнялся и снова протянул мех Иосифу, но тот хотел не вина, а новых
— Должно быть, тебе следует благодарить своих учителей, — заметил было Иосиф, но осекся: лицо Мартина омрачилось. — Прости меня… Я всего лишь хотел сказать, что видел, как ты упражнялся вместе с Сабиром и Эйриком. Ты намного проворнее их.
— Ты льстишь мне, — искренне рассмеялся Мартин. — Сабир и Эйрик — лучшие из воинов, каких мне доводилось видеть. Эйрик, например, умеет то, что мне никогда не давалось: он не только может отражать натиск врага, перебрасывая меч из руки в руку, но может биться двумя клинками одновременно. Это редкое мастерство. Что касается Сабира… У него острый, как у сокола, глаз и тонкий слух. Он все замечает и делает верные выводы. А какой он стрелок из лука, я не буду и говорить — это надо видеть самому. Эти двое стоят всех тех наемников, которых отец отрядил с тобой в Киликию… А я… Да, у ассасинов я научился подниматься по отвесным скалам и стенам, могу с одним бичом в руках обезоружить любого противника. Неплохо владею саблей — как тюркской, так и персидской. Но когда позднее мне довелось поучиться у христиан, многие навыки мне не пригодились. Сабля остра и стремительна, она рубит и одновременно режет, тут очень важна работа кисти руки, но эта манера боя оказалась никуда не годной, когда я облачился в доспехи и взялся за меч. Тут понадобился совсем иной удар — невероятно сильный, точный, колющий или рубящий. Недаром именно франкские рыцари считаются лучшими воинами в поединках один на один — и я готов это подтвердить. Воинским мастерством я обязан все-таки европейцам. А ассасины — они не воины. Они действуют тайно. Их оружие — засада, удар из-за угла, кинжал, яд, шелковая петля.
Иосиф задумчиво потер бородку. Его густые брови хмурились.
— Поступать так — отвратительно! Но я знаю и то, что мой отец немало платит этим людям, поддерживает с ними связь и считает это необходимым и выгодным. И твое обучение обошлось ему недешево.
Мартин прикрыл глаза, собираясь с мыслями. Когда же он заговорил, лицо его выглядело почти безмятежным.
— Я благодарен Ашеру бен Соломону за то, что он, отдав меня в обучение ассасинам, позаботился, чтобы из меня не сделали фанатика-фидаи, [69] безраздельно повинующегося Старцу Горы. [70] Со мной редко говорили о великом имаме, равном могуществом Пророку; когда же прочие ученики сидели над Кораном, слушая толкования сур, меня отправляли либо на выездку лошадей, либо заставляли карабкаться на башню, на вершине которой находилась еда… Превосходная еда, а мы, ученики, постоянно были голодны. Взобраться на высоту ста локтей по отвесной стене, чтобы впиться зубами в грудку жареного фазана… о, это было восхитительно! Я не обижался, когда другие мальчишки-ученики дразнили меня, утверждая, что мне никогда не воссияет свет истины. Намного хуже бывало, когда мне приходилось упражняться в метании кинжала на живых людях… узниках Масиафа. Да-да, Иосиф, я рано научился убивать, но тогда я не задумывался об этом. Меня хвалили за меткость, и я старался стать лучшим из лучших. И все же… Каковы бы ни были ассасины, в открытой схватке им не сравниться с воинами Запада, хоть они держат в страхе всю Азию, перед ними трепещут эмиры и султаны, а многие платят им дань только за то, чтобы их оставили в покое. Вот почему люди Старца Горы так богаты, а золото открывает перед ними самые надежные двери.
69
Фидаи — убийцы-смертники из числа ассасинов, в широком смысле — люди, жертвующие собой во имя веры.
70
Старец Горы — своеобразный титул имама, главы ассасинов. В 1163–1193 гг. Старцем Горы был Рашид ад-Дин Синан.
— Но почему же ассасины воюют со своими единоверцами?
— И тут все не просто. Тебе известно, что между христианами существует раскол — одни почитают патриарха Константинопольского, другие Папу Римского. Так же и в исламе пять столетий назад произошло разделение на суннитов и шиитов. Спустя сто лет в среде шиитов выделилась группа исмаилитов — взявших имя Исмаила, сына имама Джафара, лишившего его права наследования. Они верили, что Аллах
— Что же это за законы? — спросил Иосиф.
— Они просты. Нет никаких запретов, если приказывает имам — их верховный глава, глас Аллаха на земле и врата райского блаженства.
Иосиф сорвал травинку и стал задумчиво жевать.
— Мне не нравятся такие законы. Даже христиане исполняют заповеди Господни. И что же — ассасины воюют только с мусульманами? А как же крестоносцы?
— О, крестоносцев они опасаются, но до определенного предела. Когда тридцать лет назад граф Триполи начал преследовать исмаилитов, они явили свое могущество, убив владетельного графа среди бела дня, прямо на городской улице и при большом стечении народа. Больше того…
Мартин потянулся к уху друга:
— Открою тебе одну тайну, малыш: именно они убили императора Фридриха Барбароссу.
— Не может быть! — возмутился Иосиф. — Всем известно, что император Фридрих утонул в реке Салеф, переправляясь через нее верхом. Течение там стремительное, император покинул седло и погрузился в воду, чтобы не отягощать скакуна. Но тут его рука выпустила поводья и…
— Да, говорят. — Мартин отправил в рот ломоть овечьего сыра, сдобренного травами, и запил его изрядным глотком вина. После чего взглянул на друга насмешливо: — Так говорят многие, но мало кто знает, как все было на самом деле. Император был задушен шелковым шнурком, ибо путь его воинства к Иерусалиму лежал через владения ассасинов. Рыцари-германцы умеют сражаться, весь их поход служит тому подтверждением, и Старец Горы не пожелал, чтобы эта рать в один прекрасный день оказалась под стенами крепости Масиаф. Для этого хватило всего двух фидаи, но из числа самых опытных, ибо они обычно гибнут, выполняя приказы, в ожидании, что перед ними отворятся врата рая. Эти же не только справились с делом, оставшись незамеченными, но и вернулись с донесением к своему имаму. Приближенным императора, опасавшимся, что их ждет казнь за то, что не уберегли Барбароссу, ничего не оставалось, как бросить убитого в реку и сделать вид, что конь государя вернулся в лагерь без хозяина. После того как тело императора было выловлено, германские рыцари сочли такую смерть предводителя дурным знаком и повернули назад — все, кроме его второго сына, который привел остатки воинства Барбароссы под стены Акры… Где его ждала скорая смерть от черной чумы.
Всю эту речь Мартин заключил неожиданно:
— В то же время главным своим врагом ассасины считают не христиан, а султана Саладина.
На лице Иосифа было написано полное недоумение.
— Но почему они ненавидят его? Ведь он доблестно сражается с крестоносцами под зеленым знаменем Пророка!
— Ассасины — шииты, причем самого крайнего толка, а Саладин — суннит. С тех пор как он стал султаном Египта, на шиитов обрушились жестокие гонения. И ассасины объявили ему тайную войну. Десятки убийц вышли на охоту за султаном, и лишь по счастливой случайности Саладину удалось избежать смерти. Однажды его спас телохранитель, который успел зарубить смертника-фидаи, второй раз Саладина выручила кольчуга, надетая под плащом. По слухам, после этого он собственноручно убил ассасина, схватившись с ним один на один. А затем повел своих воинов на Масиаф, решив стереть с лица земли это змеиное гнездо. Но закончился этот поход неожиданно — в итоге султан заключил союз со Старцем Горы.
— Как такое могло случиться? — поразился Иосиф.
Мартин неожиданно расхохотался. Он сел, выпрямившись, отбросил со лба непокорные пряди волос, и его синие глаза заблестели.
— Сказать по чести, и я сыграл в этом не последнюю роль.
Иосиф растерянно развел руками.
А бывший выученик ассасинов начал неторопливо рассказывать о том, как много лет назад, когда он был всего лишь двенадцатилетним подростком, обитатели крепости Масиаф были взбудоражены грозным известием: по ущельям и сухим руслам рек к твердыне ассасинов приближается неисчислимое войско свирепого гонителя шиитов Садах ад-Дина. Учеников, находившихся в крепости, не посвящали в суть предстоящих событий, но будущие фидаи уже владели искусством выведывать тайны — бесшумно подкрадываться, оказываться в нужное время в нужном месте, видеть и слышать скрытое. Так выяснилось, что Масиаф спешно готовится к длительной осаде.
Затем Мартина призвал его учитель — рафик Далиль — и объявил подростку, что ему, прозванному Тенью, предстоит выполнить задание, которое не под силу даже лучшим фидаи. Ему придется пробраться в лагерь Саладина, прикинувшись брошенным на произвол судьбы франкским сиротой. Это не вызовет особых подозрений, никто не примет его за лазутчика из Масиафа и, скорее всего, его не убьют сразу — султан не одобряет убийство детей, в том числе и детей кафиров. И тогда Тень должен попытаться проникнуть в шатер Саладина.