Лазарит
Шрифт:
— Не смей упоминать здесь имя этого шайтана, женщина!
Мартин кошачьим движением выдвинулся вперед и успел отшвырнуть прочь ринувшегося к леди Джоанне человека в синей чалме. После чего, вопреки этикету, бесцеремонно схватил ее за руку и повлек за собой.
— Вы, госпожа, выбрали не слишком удачное место и время для упражнений в красноречии! — на ходу насмешливо заметил он.
Женщина попыталась освободиться, но он не отпускал ее руку.
— Ради всего святого! Вы не переубедите язычников, а ваши речи вызовут разброд и взаимное ожесточение
Она уже немного успокоилась, но рыцарь все еще слышал ее бурное дыхание. Тогда он проговорил:
— Вы были необыкновенно хороши, отстаивая святость нашего дела!
Леди Джоанна стремительно обернулась:
— Вам ли, рыцарю, принесшему обеты, говорить с дамой языком трубадуров?
— У меня есть глаза и сердце. То, что я сказал, — всего лишь слова. У меня и в мыслях не было оскорбить вас. А теперь отправляйтесь к сэру Обри, как и надлежит благонравной супруге.
Однако Обри де Ринель сам заявил о себе, причем неожиданным образом: испуская истошные вопли, он внезапно выскочил на опоясывавшую внутренний двор караван-сарая галерею и заметался там, размахивая руками, словно пытался стряхнуть с себя нечто ужасное. В его возгласах звучал неподдельный страх.
— Ну что опять! — воскликнула леди Джоанна, стремительно бросаясь к мужу.
Рядом со своим господином уже находился капитан Дрого — обхватив сэра Обри, он изо всех сил удерживал его, словно опасаясь, что лорд вот-вот вырвется и исчезнет в темноте. Леди Джоанна принялась успокаивать мужа, гладя его волосы и щеки, но тот лишь вздрагивал и пытался ее оттолкнуть.
Подоспевший Мартин поинтересовался — чем вызван переполох?
На это сэр Обри, задыхаясь, ответил:
— Исчадием ада — иначе и не скажешь! Я едва не погиб кошмарной и бесславной смертью!..
Капитан Дрого выступил вперед. В свете факела блеснул его кинжал. На острие клинка виднелось нечто бесформенное. Только приглядевшись, Мартин понял, что перед ним останки малоазийского тарантула — крупного мохнатого паука, одним укусом способного умертвить верблюда.
— Хорошо, что господин вовремя заметил эту нечисть!
Мартин обернулся — на шум уже сбегались погонщики, слуги, оруженосцы. Кое-кто с насмешкой поглядывал на испуганного англичанина.
— Поистине опасное создание, — заметил рыцарь. — Укус его неглубок, но яд проникает в кровь очень быстро. Человек корчится в судорогах, испытывая жгучую боль, потом начинает задыхаться и, наконец, падает замертво. Противоядий не существует.
Сэр Обри застыл, внимая словам рыцаря, а затем истерично расхохотался. Заметив среди тех, кого привлекли его вопли, каравановожатого Евматия, англичанин ринулся к нему, схватил за горло и принялся яростно трясти.
— Проклятый схизматик! — бешено рычал он. — Ты взял с нас плату, заверив, что в пути нам ничего не грозит!.. Наглый пройдоха! Я вытрясу из тебя все эти деньги до последнего пенни!..
Не так-то просто оказалось оттащить сэра Обри от полузадушенного грека —
— Я сам швырну вам в лицо эти монеты, господин, — прохрипел он, с трудом поднимаясь и оправляя одежду. — Лишь бы никогда больше не видеть вас и не слышать вашего голоса!
— Не только вернешь, — ухмыльнулся Обри, — а вдобавок заплатишь за то, что подверг жизнь благородного рыцаря смертельной опасности!
— Сэр, но ведь вовсе не наш каравановожатый поселил в этих пустынных краях тарантулов, — язвительно заметил Мартин.
В ответ на его слова в толпе зевак послышались смешки. Леди Джоанна, убеждавшая мужа успокоиться и прекратить бессмысленную ссору, одарила госпитальера сердитым взглядом.
Однако сэр Обри не унимался, и тогда его супруга отступила на шаг и холодно произнесла:
— Прекратите, милорд! Ведите себя как высокородный лорд, а не скаредный меняла!
Это было жестокое оскорбление. Причем нанесенное в присутствии простолюдинов.
Леди Джоанна мгновенно поняла свою ошибку. Закрыв лицо покрывалом, она поспешила скрыться за дверью.
В толпе кто-то подлил масла в огонь:
— Только неразумные франки позволяют своим женам вести себя столь дерзко!
Сэр Обри остался стоять, глядя в землю. Его длинные соломенные волосы упали на лицо. Когда же к нему приблизился капитан Дрого, рыцарь вздрогнул и внезапно наотмашь ударил воина в лицо тыльной стороной ладони. Из разбитых губ и носа Дрого хлынула кровь.
Камеристка Годит, бросив полный негодования взгляд на своего господина, протянула капитану платок.
Мартин обратился к свидетелям этой сцены, все еще толпившимся под галереей.
— Не пора ли нам отдохнуть, друзья мои? Завтра предстоит нелегкий день!..
Несколько позже, когда постояльцы караван-сарая уже отходили ко сну, в дверь комнатушки, отведенной Мартину, постучали.
В помещении была всего одна лежанка, поэтому Эйрик устроился у порога, расстелив на глинобитном полу свой плащ. Стук в дверь заставил его моментально вскочить, но Мартин сам отодвинул засов.
Перед ним стоял Обри де Ринель.
— Сэр рыцарь, прошу позволить мне переночевать с вами.
Брови госпитальера изумленно поднялись. Он молчал, не предлагая незваному гостю войти.
Тот внезапно подался вперед, протянул руку и коснулся щеки Мартина. Госпитальер отпрянул. В этом жесте сквозило нечто женственное.
— Между нами, как мне показалось, сложились доверительные отношения, сэр Мартин. И сейчас, после того… после того, как супруга оскорбила меня… я не могу оставаться с нею. Сейчас глубокая ночь, и мне не к кому больше обратиться…
Мартин какое-то время смотрел на Обри, а затем, не произнеся ни слова, захлопнул дверь перед его носом.