Лазарус
Шрифт:
— И? — тон Митчелла был скучающим, как будто каждое мое слово было пустой тратой его драгоценного времени. Этот звук был мне хорошо знаком. На самом деле, мне никогда раньше не приходило в голову, насколько его манера разговаривать со мной была похожа на то, как разговаривал со мной мой отец.
Может быть, это цикличность?
— Что ты имеешь в виду, и? И я была так занята рвотой и болью, что не могла встать с постели.
— У тебя есть телефон.
— Это были выходные.
— Которые ты должна была работать.
Потому что я работала каждый уик-энд.
— Мир, кажется, не рухнул, — сказала я, осознав свою ошибку, когда гигантская ладонь Санни сомкнулась вокруг моего горла спереди, перекрыв подачу воздуха, заставив мою грудь немедленно сжаться, мое лицо стало странно горячим и покалывающим, когда он поднял меня со стула и держал прижатой к его телу.
— Прояви немного гребаного уважения, Бет, — прорычал он.
— Нам нужно, чтобы она была в сознании, — напомнил Митчелл своему сыну, который отпустил меня достаточно, чтобы дать немного воздуха, но недостаточно, чтобы остановить головокружение и чувство удушья в груди, когда я попыталась вдохнуть еще. — Никто не говорил, что ты должна была быть наркоманкой, — продолжал он, как будто в этой конкретной встрече не было ничего необычного. Это было потому, что для него и его сыновей это было не так. — Но ты должна работать, и ты должна следовать правилам, — он медленно встал, повернул запястье, чтобы посмотреть на блестящий циферблат своих часов. — Что ж, у нас назначена еще одна встреча. Я ожидаю, что ты охладишь этот глаз, нанесешь макияж на шею и будешь на работе послезавтра.
С этими словами хватка Санни полностью ослабла, неожиданно, заставив меня упасть на пол, задыхаясь, как рыба, вытащенная из воды, когда они прошли мимо меня и вышли.
Дверь закрылась со щелчком — звук, похожий на облегчение. Моя рука поднялась, чтобы прикрыть рот, пытаясь заглушить вырвавшийся у меня всхлип. Слезы были ожидаемыми и неудержимыми, пока я сидела тут, пытаясь успокоиться.
Я знала, что рано или поздно это произойдет.
Я знала, что они найдут меня.
Я знала, что они причинят мне боль ровно настолько, чтобы высказать свою точку зрения.
И я, конечно, знала, что они ни за что не отпустят меня.
Потому что я слишком много знала.
У меня было слишком много грязи.
Я могла бы посадить их на десятилетия.
Я была помехой.
С этим было легче справиться, когда я была слишком под кайфом, чтобы наплевать на все.
Но я была совершенно другой проблемой, когда была чиста и трезва.
Сколько времени пройдет, прежде чем они найдут способ заставить меня снова использовать, чтобы снова контролировать меня? Пока, в конце концов, это не убьет меня и не решит их проблему за них.
Черт возьми, Митчелл, вероятно, был совершенно разочарован, когда я сказала, что у меня была передозировка и я пережила это.
Я с трудом сглотнула, моя собственная слюна горела, как аккумуляторная кислота, когда я поднялась и пошла на онемевших ногах в спальню и в ванную, посмотреть на себя в зеркало.
Это было ужасно.
Я ожидала именно этого.
Мой глаз был
Я подняла руки и вытерла слезы со щек, зная, что они бесполезны, зная, что нет причин плакать из-за ситуации, которую я не контролировала.
В спальне обычный звонок мобильного телефона заставил мое сердце подскочить к горлу, когда я пошевелилась и нашла его под одеялом, на экране высветилось его имя.
Лазарус.
Добрый, милый, совершенный, заботливый, самоотверженный, заботливый Лазарус.
Он вернется, увидит меня и потребует рассказать, что случилось, расспросит обо всех уродливых подробностях моей прежней жизни. У меня не будет другого выбора, кроме как рассказать ему.
Тогда, что ж, я до мозга костей знаю, что произойдет.
Он пойдет за ними из-за того, что они сделали со мной.
И он, будучи крутым бывшим наркоманом, бывшим дилером, нынешним бойцом в клетке и охранником в подпольном бойцовском клубе, а также байкером-преступником, который торгует оружием, да, он может подумать, что сможет справиться с ними.
Он не прислушается к доводам разума.
И тогда он получит травму, скорее всего, смертельную.
И это будет полностью моя вина.
Я не смогу с этим жить. Не после всего, что он для меня сделал.
Ни за что.
Я должна уйти. Я должна научиться жить с последствиями своих действий.
Он этого не сделает.
Я ему не позволю.
Мое сердце было огромной раной, когда я положила сотовый на тумбочку, когда он снова зазвонил. Я нашла свои ботинки и бумажник и решила, что мой телефон безнадежен, так что с ямой размером с Техас в животе, я вышла из квартиры.
Я вышла из здания.
Я оставила невозможную жизнь позади.
Я должна была знать, что это не то, что может быть у кого-то вроде меня.
Ничто из того, что я сделала в своей жизни, не указывало бы на то, что я заслуживаю всего, что мог предложить Лазарус.
В каком-то смысле, может быть, было лучше, что я выбралась до того, как увязла слишком глубоко.
Слишком поздно, сказало мое сердце.
У моего мозга не было веских аргументов против этого.
Потому что было уже слишком поздно.
Я почти уверена, что влюбилась в Лазаруса.
И, если боль, которую я почувствовала, войдя в свою квартиру, была чем-то особенным — это было абсолютно, совершенно мучительно.
Глава 11
Лазарус
— Тебе нужно сосредоточится, — предупредил Эдисон, наблюдая, как я нажимаю кнопку вызова в пятый раз подряд. Беспокойство свернулось клубком у меня в животе, готовое вырваться даже при малейшей провокации.
Я сказал ей, что позвоню.
И, может быть, если бы она спала или была в душе, я мог бы понять, пропустила ли она первые два или три звонка.