Лазоревый грех
Шрифт:
Я никак не могла быть Джулианной. Я слишком много о ней помнила. Видит Бог, она вышивала! Она была ласковой, доброй и всем, чем я себя не считала. Но одну вещь я сделать могла.
Я слезла с кровати и подошла сперва к Ашеру, потому что его я хотела возродить. Я встала на цыпочки, и ему пришлось наклониться, чтобы поцеловать меня, но он не сопротивлялся. Я взяла его лицо в ладони, будто резную чашу из тонкого камня, которая может рассыпаться от неосторожного прикосновения. И поцеловала его нежно, будто пила из этой чаши святые дары. И я подошла
Я отступила от них.
— Ну вот, теперь мы поцеловались и помирились. Надо одеться и успеть поговорить до банкета.
Жан-Клод спросил хрипло и с придыханием, будто запыхался:
— О чем поговорить, ma petite?
— О Матери Всей Тьмы.
— Джейсон и о ней рассказал, но мы надеялись, что он не так понял.
— Не может это быть Нежная Мать, — сказал Ашер. — Она не просыпалась уже тысячу лет.
— Она не проснулась, Ашер, она ворочается в беспокойном сне.
Они переглянулись. И Ашер сказал:
— Я бы отложил в сторону все мелочи, пока мы стоим на дне этой величайшей могильной тайны.
— Какие мелочи? — спросила я.
— Вроде тех, будем ли мы menage a trois или нет.
Я покачала головой:
— Я обожаю тебя, Ашер, но у нас не осталось сейчас энергии разгребать этот эмоциональный завал. Ты понимаешь, что у тебя больше странностей насчет интимной жизни, чем у меня?
Он открыл рот, закрыл и сделал этот галльский жест — пожатие плеч.
— Мы на самом деле отличная пара в смысле выяснения отношений по типу «я же тебя еще не забил до смерти». Но сейчас давай постараемся оставить в стороне нашу личную неразбериху. Очень тебя прошу.
Он грациозно поклонился:
— Как приказывает моя леди, так я и поступаю.
— Пока это тебя устраивает, — добавила я.
Он рассмеялся, и это был хороший смех — звук, который лаской прошел по коже и заставил сжаться то, что внизу тела. Он исторг вздох из моих губ:
— А теперь — где моя одежда для этого сегодняшнего несчастья?
Глава 43
Конечно, я подняла вой насчет своей одежды. Черный бархат и синий шелк просто предлагали мои груди, как спелые бледные плоды. Цвета подчеркивали почти прозрачность моей кожи синевой жилок. Но я знала, что такое эта синева — кровь. Синяя кровь в венах, которая полыхнет красным, когда соприкоснется с кислородом.
Прическу и грим мне делал Стивен. Он и раньше их мне делал для таких междусобойчиков и регулярно гримировал всех остальных стриптизеров в «Запретном плоде». Мне он без моих возражений сложил локоны свободной грудой на темени, оставив голой белую шею. Ярко выступали на белой коже следы клыков Ашера.
— Грудь и шея у меня просто требуют таблички «угощайтесь», — буркнула я.
Стивен отступил на шаг, наложив последнюю линию карандашом для глаз.
— Ты великолепно выглядишь, Анита.
Наверное,
Он слегка поморщился, что-то еще чуть поправил возле глаз, отчего я заморгала, потом промокнул салфеткой и снова отступил на шаг.
Оглядев меня от темени до подбородка, он кивнул:
— Вот теперь хорошо.
— Во всяком случае, аппетитно, — произнес голос Мики от дверей.
Он шагнул в комнату, закрывая за собой дверь. Как только я его увидела, тут же потеряла все права ругаться насчет своей одежды.
Цвет был бирюзовый и с нужной толикой зеленого, чтобы его глаза горели зеленым пламенем. В рубашке были дыры наверху плеча, в середине бицепса и еще две — посередине предплечья. Продетый в ткань черный шнур оборачивался вокруг локтя, выше и ниже дыр, чтобы материя не расползлась. Широкие жесткие манжеты с блестящими черными пуговицами были отрезаны снизу, и запястья остались голыми, как локти, на которых были дыры. Кожа его на бирюзовом фоне смотрелась очень загорелой, гладкой и теплой.
Штаны соответствовали рубашке — и не только по цвету. В дыры по бокам выглядывала идеально гладкая кожа бедер и ляжек. Разрезы эти, наверное, шли и ниже, но черные высокие сапоги закрывали ноги выше колен.
Штаны сидели так плотно, что ремень был бы не нужен, но в петли для ненужного ремня был продет черный шнур, и концы его на ходу покачивались. Мика уже почти подошел ко мне, когда я углядела разрезы и с внутренней стороны штанин.
— Тут больше дыр, чем ткани, — заметила я.
Он улыбнулся:
— Я — пища, и потому надо, чтобы можно было в любой момент добраться до крови. Жан-Клод не хочет никому давать повода кого-нибудь раздевать.
Я оглянулась на Жан-Клода:
— Он не будет кормить никого из них.
— Non, ma petite. Он наш и только наш, но нам тоже не надо, чтобы его пришлось раздевать. Если все мы будем одеты, то и они тоже. С их стороны будет колоссальной бестактностью, если они будут раздевать свою еду, а мы — нет. Здесь наш дом, и правила — наши.
Если так, то спорить трудно, хотя мне все равно хотелось. Но тут я пристальнее вгляделась в лицо Мики.
— У него глаза подведены!
Я встала со стула, на который меня усадил Стивен для гримировки, и подошла к Мике поближе. У него не только глаза были подведены, но грим был наложен так искусно, что не сразу заметишь.
— Я не мог устоять, — признался Жан-Клод. — Такие глаза хотелось украсить.
Волосы Мики были завязаны сзади, полностью открывая шею, в нечто среднее между французской косой и чистым произведением искусства.
— А где же локоны? — спросила я.
— Распрямили феном, — ответил Жан-Клод. Он подошел и чуть-чуть не донес руку до волос Мики, показывая, как они красивы. — Он не возражал ни против чего, что сделало его таким красавчиком. — Жан-Клод глянул на меня — тоже подведенными глазами. — Приятное разнообразие.