Лазоревый грех
Шрифт:
Джип резко вильнул, отбросив Натэниела в сторону, оторвав от меня. Он приземлился на колени Калеба.
Тут я посмотрела на Джейсона — посмотрела по-настоящему. Умом я понимала, что это Джейсон, но видела сейчас только пульс у него на шее сбоку. Он бился под кожей пойманной птицей. Я знала, что могу освободить его, выпустить красным и теплым себе в рот.
И я отстегнула ремень безопасности. От этого я на секунду застыла, потому что насчет ремней я была фанатиком. Моя мать осталась бы жива, если бы пристегнулась. Я никогда не ездила в машине, не пристегнувшись. Никогда. И так глубоко коренился во мне этот страх, что он отбросил
Я обрела голос — хриплый и сдавленный, но свой.
— Сначала я думала, что это был ardeur, но оказалось, что нет.
— Жажда крови, — сказал Джейсон.
Я кивнула, все еще держа руки на расстегнутом ремне.
— Жажда крови ощущается как голос Белль замурлыкал, но это не он. Иногда ты даже не знаешь, какая это жажда, пока не увидишь, тянется он к твоей шее или к паху.
Я заморгала.
— Как ты сказал?
Ответа, если он и был, я не услышала — Белль снова налетела на меня, и вдруг меня больше стал интересовать этот пульс у него на шее, чем то, что у него шевелятся губы. Ничего я не слышала, кроме рева моей собственной крови, моего сердца, моего пульсирующего тела.
Я скользнула к нему по сиденью и не помню, как двинулась, не помню, как хотела двинуться. Он снова крутанул баранку, отправив меня назад до самой дверцы. Когда я стукнулась спиной о дверь, тогда я смогла расслышать рассерженный рев клаксонов, когда джип резко вильнул в сторону через все полосы. Потом он выровнялся, снова пошел ровно. Джейсон глянул на меня дикими глазами:
— Я не могу вести машину, пока ты на мне кормишься. Я ответила хриплым голосом:
— А мне, кажется, плевать. — Я села, упираясь руками в сиденье, чтобы меня снова не повело к двери.
— Натэниел, Калеб, держите ее, пока я не найду, где остановиться.
Я уже неуклюже перелезала через ручку передач, когда рука Натэниела оказалась перед моим лицом. Он не пытался до меня дотронуться, но держал запястье настолько близко, что я ощущала запах его теплого тела. Потом он медленно отвел руку назад, и я полезла за ней, протискиваясь между сиденьями за манящей плотью, будто меня с ним связывала леска.
И пролезла на заднее сиденье. Натэниел сидел уже на своей стороне. Я встала перед ним на колени, оседлав его тело. Я ощущала, как он туго натянут в шортах, даже сквозь джинсы, но сегодня это не было и близко так важно, как гладкость кожи на горле. Он убрал волосы в косу, и шея осталась голая.
Джип снова вильнул, и я упала на пол, к ногам Калеба. Пока что нам везло не столкнуться с другими машинами или с разделительной бетонной стенкой. Но везение когда-нибудь кончится, хотя мне, кажется, было все равно.
— Если ты не можешь брать от Натэниела секс, то вряд ли можно от него брать кровь. Он еще слаб.
Голос Джейсона доносился будто очень издалека.
Я подняла глаза на того, кто сидел рядом со мной и задевал меня штанинами джинсов. Для секса Калеб не был желанным, а вот для крови... Я встала на колени между его ногами и полезла вверх по его телу, зарываясь пальцами в джинсы, ощущая под ними его плоть.
Мои руки скользнули под его незаправленную рубашку с пуговицами, разрисованную кричащими картинками из комиксов. Очень теплой была его кожа. Мои пальцы полезли вверх, тронули кольцо в пупке. Здесь я остановилась, трогая края металлического кольца, осторожно подергала, ощущая, как натягивается кожа, пока он не пискнул, протестуя.
Я провела пальцами по его животу, груди, руки мои потерялись под просторной рубашкой, и наконец ладони нашли его плечи. Тогда рубашка начала приподниматься, открывая живот. Вид голой кожи пробудил другой голод — по плоти, а не только по крови. Но Белль взревела на том метафизическом поводке, который она ко мне прицепила, и зверь отступил, не успев проснуться. Она хотела, чтобы я хотела того, чего хотелось ей, и в этот момент я поняла, что хоть у нее и есть подвластные животные, их зверь не живет в ней, она не разделяет их жажду плоти. Мысль была слишком рациональной, и потому поводок ослаб. Я смогла мыслить самостоятельно.
— Какая тебе разница, возьму я кровь или плоть, ведь ты же можешь питаться любой энергией? Ты целый день кормилась от Ричарда.
— Наверное, мне надоела плоть.
Передо мной мелькнул образ, будто я прочла ее мысли.
— Ты не смогла заставить Ричарда жрать. Он боролся с тобой целый день, дал тебе себя высосать досуха, но ты не заставила его напасть на кого-нибудь.
Ее гнев был как раскаленный металл, вонзающийся в тело. Мне выгнуло спину, из горла вырвался стон. Калеб поймал меня за руки, иначе бы я свалилась.
Голос Белль замурлыкал у меня в голове:
— Этот loup оказался на удивление силен. Но он — не мой подвластный зверь, и его не тянет к мертвым, а ты, ma petite, такова, да, именно такова. — Ее сила залила меня, но не жаром жажды крови, а холодом, холодом могилы. Как только ее энергия меня коснулась, вспыхнула моя собственная сила, та часть моей личности, что поднимает мертвых. Она разгоралась во мне, будто холодная энергия Белль оказалась каким-то горючим для моего холодного огня. — Ты моя, ma petite, моя в таких смыслах, которые этот loup даже представить себе не может. Его связь с мертвыми случайна, а твоя предопределена судьбой с момента твоего рождения.
Ее сила была силой могилы, силой самой смерти, но и моя была такова же. Она хотела подчеркнуть свои слова, но пробудила во мне некроманта, а сама она — всего лишь разновидность мертвеца. С мертвецами я управляться умею.
Я сделала вдох, черпая собственную магию, готовясь метнуть в нее. Я это уже делала. Но ее холод вдруг сменился жаром, не успела я еще закончить вдох. Жажда крови смыла мою магию, утопила в потоке голода.
И ее голос закапал мне на кожу как теплый мед, будто темная сила ее глаз разливалась по ней.
— Сила могилы подвластна тебе, но не сила желания. Желание, во всех его формах, подвластно мне.
Если бы я могла вдохнуть, я бы завопила, но воздуха не было, и зрение исчезло на миг полного головокружения. Я тонула в звуках, в крови, бьющейся в моем теле, сердце влажно колотилось, пульс как второе сердце бился в разных местах. Я слышала, я ощущала.
Я ощущала грудь Калеба у себя под пальцами, ощущала шероховатость волос на краях его сосков и, наконец, сами соски, набухшие и затвердевшие под моими пальцами. Металлические гантельки, пронзавшие их, отвлекали меня. Я хотела закрутить соски между пальцами, а металл не давал этого сделать. Как зубочистка, воткнутая в сандвич, они торчали на дороге. Был момент, когда Белль готова была их вырвать, и эта мысль была настолько не моей, что я смогла отползти обратно в собственное сознание, хоть немного.