Лазурь небес и порожденье ада
Шрифт:
– Нам все и не нужны! – доносится издалека зычный голос, должно быть, командира Охотничьего патруля. – Лицензия только на девчонку! Остальных гасите на месте, если будут сопротивляться, а так не трогайте!
Негритянка зажимает рот Гвендолин, готовой уже расплакаться в голос. Господи, они все знают! Ну почему, почему она не смогла тогда совладать со своей силой, зачем позволила ей выйти наружу при свидетелях? Внезапно ее отец, чье одухотворенное бородатое лицо прекрасно видно даже во мраке, поворачивается к жене.
– Элизабет…
– А как же ты, Фрэнсис? – сорвавшимся от волнения голосом спрашивает миссис Лантимир.
– Я отвлеку их. – Голос его бодр и спокоен. – Ты же слышала, мы не представляем для них угрозы. Им нужна Гвендолин…
– Папа!.. – едва не выкрикивает в голос дочка и рвется к отцу, но тот резко отстраняет ее: – Ты слышала, что я сказал? Уходи. И слушайся во всем маму.
– Нет, я не оставлю тебя, милый! – заливаясь слезами, Элизабет бросается на шею к мужу, тот нехотя обнимает ее, порывисто целует в губы и толкает в сторону густой чащи:
– Все, бегите! Встретимся у Северного тракта!
– Идемте, Гвинн, миссис Эл! – Агидель берет обеих женщин за локти, утаскивает подальше от кустов. Гвендолин со слезами на глазах смотрит, как отец, выползая наружу на четвереньках, прячется за деревом, а оттуда короткими перебежками семенит в другую сторону. Думала ли она когда-нибудь, что ее папа, самый сильный и мужественный человек на свете, будет, словно заяц, прятаться вместе с ними в лесных зарослях и так же трусливо перебегать от одного дерева к другому?
Когда их укрытие остается ярдах в двадцати позади, все лучи фонарей вдруг разом направляются в одну сторону. Слышится окрик, затем свист стрелы из арбалета, и громкий голос раздраженно произносит: «Ну я же говорил – на поражение стрелять только накрайняк». Гвендолин стискивает зубы, про себя повторяя: все будет хорошо, папа жив, скоро мы увидим его.
С трудом выбравшись из чащи, три женщины оказываются на широком открытом пространстве. Тут бежать некуда – хоть ложись на землю и умирай. Но удача сегодня, похоже, на их стороне – по тракту в северо-западном направлении, рассекая тьму фарами, мчит грузовик – должно быть, припозднился с перевозкой хлопка. Агидель толкает хозяев в придорожную канаву, а сама бежит наперерез грузовику. Слышен визг тормозов и громкая ругань шофера.
– Ой, простите, мистер, я заплутала малость, – доносится в ответ извиняющийся голос старухи. – Не подскажете, где тут ферма Джаггерсонов?
– Пошла в жопу, черномазая! – раздается снова. – Не знаю я никаких Джаггерсонов! Уйди с дороги!
– Стыдно, молодой человек, так орать на старую негритянку, – бормочет Агидель, спускаясь в канаву. Двигатель грузовика между тем заводится, и служанка вдруг резко толкает мать с дочерью к машине:
– Быстро в кузов, пока он не разогнался! Ну!
– А как же папа? – медлит Гвендолин. – Мы разве не будем его ждать?
– Дура! – срывается негритянка,
Поскольку обе женщины еще медлят, а грузовик уже набирает скорость, Агидель хватает их за руки, толкает прямо к машине. Миссис Лантимир с трудом вскарабкивается в кузов, подтягивает за руку дочь. Служанка бежит позади, но не запрыгивает.
– Прощайте! – слышен ее голос, едва не перекрываемый шумом мотора. – Стара я уже стала, не по пути мне с вами! Да хранит вас Господь!
Ее силуэт медленно тает во мгле за поворотом дороги. Прижавшись к нагретым на солнце тюкам хлопка, Гвендолин горько рыдает, ее мать, также плача и при этом шепча успокоительные слова, обнимает девочку…
…Вынырнув с самого дна Мичигана, Гвендолин поняла, что рыдает так же, как и тогда, семь лет назад, всхлипывая и трясясь в судороге. Джейсон прижимал ее к себе, поглаживая по плечу и повторяя: «Ну не плачь, детка, все хорошо». Чем-то он напоминал ее мать тогда. И все-таки был другим. Рядом с ним было по-настоящему хорошо, чувствовалось, что он может защитить от любых напастей и при этом не бросить в беде. Ни за что.
***
За эти дни Детройт смог по-настоящему изменить Гвендолин. В противоположность фальшивому, скучному и суетливому Чикаго этот город как бы распахнул перед ней ворота в прошлое, открыв по-настоящему прекрасный и волнующий мир. Этот город был живым и настоящим, и в нем Гвендолин, которая с шестнадцати лет старалась подавлять рвущуюся наружу демоническую сущность, теперь просто перестала ощущать в себе суккуба. Детройт впервые за долгие годы позволил ей быть человеком.
В один из дней, когда Джейсон никуда не отлучался, Гвендолин упросила его отправиться на прогулку по городу. Они прошли от Риверфронта, бросавшегося в глаза пестротой кварталов и первозданной красотой набережной, до бульвара Вашингтона и других центральных улиц, поражавших роскошью и классичностью особняков. Воистину, «Париж Нового Света» был прекрасен, и у Гвендолин при одном осознании этого на глаза наворачивались слезы. Всего каких-нибудь полтора века назад этот город был истинно французским, и такая близость к историческим корням вызывала у девушки еще большую тоску и ностальгию. Никогда она не была в Париже, а тут почти то же самое, только прямо перед тобой, протягивай руку и бери сколько хочешь! А всего в нескольких милях, за городской чертой – прекрасная Канада, земля истинной свободы!
Джейсон же, похоже, совсем не испытывал восторга по этому поводу, угрюмо бросая взгляды на встречавшихся в толпе прохожих негров и нелюдей, которые последнее время все больше оккупировали город. Прекрасный некогда, Детройт наполнялся грязью, и ценителя Истинной Красоты это явно угнетало.
Из привычного состояние обоих молодых людей вывела лишь вспышка магния перед глазами.
– Мисс, прошу вас, еще один кадр! Вы так прекрасно смотритесь рядом с вашим кавалером! Воистину, это вид для открытки! – воскликнул молодой кот с фотоаппаратом в лапах, бегая вокруг парочки и приникая глазом к видоискателю.