Лазурный берег, или Поющие в терновнике 3
Шрифт:
Неожиданно он прошептал:
– Молли…
Прошло вот уже часа четыре, как он расстался с сестрой.
Уолтер знал только, что Молли помещена в этот же воспитательный дом, но только в половину для девочек – она располагалась в правом крыле того же здания. Там был свой плац, площадка для прогулок, однако с этой стороны его не было видно.
Интересно, что теперь с Молли?
Мальчик всегда ощущал в себе какую-то ответственность за сестру – наверное, потому, что эти мысли внушил ему его отец, Патрик.
Как
Обижают ли ее?
Ведь Молли – она такая беззащитная, такая несамостоятельная, такая тихая – она вряд ли сможет постоять за себя.
Интересно – и как она там устроилась?
Уолтер осмотрелся и перелез через забор – видимо, за ним и была половина для девочек.
Однако, едва только он ступил на землю, как услышал грубый окрик:
– Что тебе тут понадобилось?
Уолтер обернулся – навстречу ему шел мужчина с сухим, желчным лицом, притом рот этого человека растягивался в недоброй усмешке.
– Кто ты такой?
Уолтер, смущенный, пробормотал:
– Извините, сэр, меня зовут Уолтер О'Хара… Я здесь недавно…
И вновь недобрая улыбка перекосила лицо мужчины с желчным цветом кожи.
– И ты считаешь, что это – достаточные основания для того, чтобы нарушать существующие правила?
Уолтер пожал плечами – он ничего не знал о каких-то там правилах.
– А что я нарушил?
– Тут, – мужчина топнул ногой, – тут половина для девочек. И мальчикам перелезать через забор строго возбраняется… Тебе понятно?
– Но, сэр, – несмело сказал он, – у меня здесь сестра… Молли.
– Ну и что с того?
– Я хотел бы ее увидеть…
Подойдя к Уолтеру, воспитатель взял его за руку и повел к калитке.
– Что ж – весьма похвальная черта, молодой человек… Подросток слабо улыбнулся.
– Спасибо…
– Я говорю о твоих братских чувствах к сестре… Как ты говоришь, ее зовут?
– Молли… Эмели О'Хара…
– Очень хорошо… На первый раз я не буду тебя наказывать – потому что ты новенький. Но в следующий раз ты должен знать, что тебе здесь совершенно нечего делать… Понял меня?
Уолтер кивнул.
– Да, сэр… Мистер…
– Мистер Яблонски, – произнес мужчина сухим голосом и, как, во всяком случае, показалось Уолтеру, с каким-то легким иностранным акцентом. – Мистер Яблонски… Я служу воспитателем в этом заведении. Вполне возможно, что меня назначат воспитателем к тебе…
Уолтер слабо улыбнулся – видимо, хотел сделать вид, что такая перспектива дальнейшего знакомства с мистером Яблонски его очень воодушевляет.
После непродолжительной паузы он осторожно поинтересовался:
– А когда я смогу увидеть Молли?
– Увидишь в воскресенье, – ответил мистер Яблонски и, доведя нового воспитанника до калитки, препроводил его на мужскую половину. – Если конечно, – добавил он, – до того времени не ввяжешься в какую-нибудь историю и не будешь наказан…
В
Все эти первые впечатления резкими, неизгладимыми картинами запали в память Уолтера.
Сколько раз потом, уже живя в доме Хартгеймов, он видел во сне эти коричневые стены, этот плац с чахлой, забитой травой, вытоптанной многочисленными ногами, длинные и узкие коридоры, широкую лестницу, стертую подошвами воспитанников, – за какой-то год он так привык ко всему этому, что все сделалось как бы частью его самого.
Но впечатления первого дня все-таки не умерли в его душе, и он всегда мог вызвать перед своими глазами чрезвычайно живо образ всех этих предметов, – вид, совершенно отличный от реальности, более яркий, свежий и как будто бы даже немного наивный.
Вечером Уолтеру, вместе с прочими новичками, дали по стакану мутноватого напитка, именуемого «чаем», пломпудинг и половину французской булки.
Булка показалась на вкус кислой, а чай почему-то отдавал сельдью – Уолтер, рискуя быть замеченным, украдкой вылил его.
После ужина воспитатель проводил мальчика в спальню и показал Уолтеру его кровать.
– Каждое утро ты должен застилать ее, – сказал воспитатель, и Уолтер почему-то подумал, что и этот человек чем-то неуловимо смахивает на мистера Яблонски – того самого, который увидел, как он перелезает через забор на половину девочек – наверное, своим желтоватым желчным лицом. – Ты умеешь застилать постель?
Мальчик кивнул.
– Да.
Воспитатель, постояв некоторое время у него над душой и, сделав необходимые распоряжения, удалился, и Уолтер принялся расстилать постель.
Спальня для мальчиков среднего возраста в тот вечер долго не могла угомониться. Подростки в одном белье перебегали с кровати на кровать, дрались, прыгали, били друг друга подушками и просто кулаками, слышался хохот, шум возни, звонкие шлепки ладоней по голому телу.
Только через полчаса начал затихать весь этот бедлам и умолк сердитый голос дежурного воспитателя, окликавшего шалунов по фамилиям.
Когда же шум окончательно прекратился, и отовсюду послышалось дыхание спящих детей, прерываемое изредка сонным бредом, Уолтеру вдруг сделалось невыносимо тоскливо.
Все, что на короткое время забылось им, все, что заслонилось новыми впечатлениями, – все это вдруг припомнилось с беспощадной ясностью: дом в Белфасте, где они после смерти матери жили втроем – он, отец и Молли. Суд, суровые мантии, белые парики, бледное, точно из воска лицо отца, страшный приговор – «пожизненное заключение», а это значит, что он никогда больше уже не увидит папу: потом – долгий и томительный путь, сперва по морю, а затем по железной дороге…