Лазурный берег
Шрифт:
— Ну не могли они, не могли... «сожмуриться» от моего бальзама. Какой там, к черту, яд,— заскулил директор.
— Тогда объясни, что за корень,— приказал Любимов. Директор и впрямь был «готов»: во всех смыслах.
— Между нами?..—директор заглянул майору в глаза.
— Конечно,— кивнул Жора.
— Больной прежде всего должен верить в силу лекарства... Согласны?
— Давай без демагогии,— строго сказал Любимов.
— Есть такая штука — плацебо.
— Как-как?..
— Плацебо. Она же фармакон. Тут в чем фокус... — директор
— А слово есть? — уточнил Жора.
— Именно! Слово есть, а вещи нет. Больному дается пустая таблетка, ну просто там, допустим, глюкоза. И говорят, что хорошо идет от поноса. Больной верит и излечивается. Чисто силой веры.
— Мошенничество, короче?
— Ну вы скажете... Древний способ! Это еще Гиппократ с Платоном придумали! Главное ведь результат. Так ведь?
Директор ни с того ни с сего вскочил, схватил картину и ловко нацепил ее на гвоздь. Видимо, слова «главное результат» ассоциировались у него с губернатором.
— А что за корень все-таки? — не унимался Жора.
— Валерианы... На спирту... С ароматическими добавками...
— Лихо,— удивился Жора.— А главное, название красивое.
— Я там отдыхал, в Провансе,— Хлестов мечтательно закатил глаза.
— Чего ж тогда так дорого стоит?
Жора попытался в уме прикинуть доходы мошенников. Хорошо устроились — затрат никаких, вреда от них тоже вроде никакого, а людям помогает. Во всяком случае, некоторым. У Любимова сосед по подъезду этим бальзамом вроде грипп вылечил.
— Для пущей веры... — пояснил Хлестов.
— М-да... А этот,— Жора кивнул,— безусый в приемной, он тоже в бальзам верит?
— Не, он знает что к чему. Давно работает.
— Значит, врет, что тридцать ему?..
— Правда, тридцать,— уверил директор,— У него и паспорт есть. Просто развитие замедленное.
— Понятненько... — Жора так и не решил, что ему делать с директором и всей этой конторой «по заготовке рогов и копыт». С одной стороны, явное мошенничество. С другой — людям польза. Надо, что ли, устроить медицинскую экспертизу.— Ладно, гуляй пока. Можно телефоном твоим воспользоваться? Коллеге в Прованс позвоню. Он там в командировке по этому делу...
— Конечно-конечно! — Хлестов угодливо пододвинул аппарат.
Картина снова грохнулась — на сей раз вместе с гвоздем.
— Арбуз, может, возьмем? — предложил Николай.
— Какой, на хрен, арбуз! — огрызнулся Серов,— Корень нужен... Это вот туда как-то, налево. Если оперу.верить.
Рынок воображение потрясал, ничего не скажешь. Такой бы устроить в Копалкино. Со всей бы области народ приезжал. Со всего края.
Здесь — прикинул Николай — не менее тыщи мест. Если по пять евро с места в день... Нет, Копалкино в России, а не во Франции. Хорошо, по баксу в день. По одному ничтожному баксу. Тыща в день: ничего так себе. Для Копалкино — атомное бабло. А если по полтора бакса?
А дыни-то, дыни-то какие! В Португалии такие не растут!
—
Серов нехотя остановился, но дыни оглядел с интересом. Ослепительно оранжевые, размером с дирижабль. Продавец мгновенно протянул по куску на пробу. Сочные и сладкие, как в детстве.
— Ладно,— согласился Серов.— На обратном пути. Сначала дело сделаем.
Нашли продавца, которого описал Рогов. Скептически оглядели его с ног до головы. Не хочет русским корень жизни выдавать? Ну-ну...
— Что вам угодно, месье? — обеспокоился торговец.
— Прованский корень жизни,— внятно сказал по-французски Серов, четко выговаривая каждое слово, чтобы продавец не усомнился в серьезности его намерений.
Продавец, однако, усомнился:
— Но такого нет. У меня уже спрашивали.
— Да ты не стремайся — мы нормально заплатим! — успокоил его Серов.
— Это не меняет дела,— покачал головой торговец.— Такого корня нет в природе.
— Но бальзам-то из него есть... Продается в России.
Француз только развел руками. Вообще у него наготове было много шуток про русских, но над этими типами он решил особо не иронизировать.
— Ну, че он? — спросил нетерпеливый Николай.— Понтуется?..
— Темнит, гад,— мрачно кивнул Серов.
— Дай-ка я его... просветлю. Николай взял продавца за грудки, тряхнул как следует пару раз. Спросил — по-русски, разумеется:
— Ты чего, мусью долбаный, по-французски не понимаешь?
— Месье, же не компренд па! — взмолился торговец. Дима постучал себя большим пальцем по лбу, а потом сделал то же самое с французом. Довольно больно.
— Ко-о-рень, мусье. Про-о-ванс. Андестенд? Или корень или во!..
Большой кулак Николая описал свистящую петлю прямо перед носом несговорчивого продавца.
— Мы знаем, что у вас есть корень,— пояснил Серов.— И советуем перестать ломать комедию...
О, эти русские... Пора было сдаваться, и продавец вздохнул:
— Хорошо, уважаемые, вы меня убедили. Но это будет дорого стоить.
— Ну? Сколько? — поторопил Серов.
— Пятьдесят евро за унцию.
— Другой базар,— Серов повернулся к Николаю.— Пятьдесят евро за унцию. Это примерно тридцать граммов. Че, как думаешь — взять унций десять? Или двадцать? Серый, бери пару кило! Чтоб надолго. Или что потом — из Португалии сюда гонять каждый месяц за этой дрянью?
Серов рассудил, что на сей раз Николай прав, и объявил продавцу, что готов купить два килограмма.
От удивления у продавца стала отваливаться челюсть, но усилием воли он ее удержал.
— Один момент...
Он сбегал на другой конец ряда к коллеге Пьеру, который единственный на рынке торговал каким-то эксклюзивным видом сельдерея. Пусть это и будет «корень жизни». Тем более что в каком-то смысле так оно и есть: растение весьма полезное.
— Порвут шланг, мать-перемать, или просрут!..— ворчал Тимофей Пастухов.