Льдинка
Шрифт:
Ошеломленная, но внешне сохраняющая хладнокровие Станислава фиксировала новые пожелания Ледянова в своем блокноте, потом забрала из его рук макеты и принялась их рассматривать, пытаясь представить, какой вид картинка обретет, если…
Вячеслав пил свой кофе и молча изучал лицо девушки, не мешал творческому процессу, в который, очевидно, она ушла с головой: серо-голубые глаза стали задумчивыми, еще более глубокими, почти неземными, губы, не тронутые помадой, то поджимались, то шевелились, словно бы Стася хотела что-то сказать. Такой он видел ее лишь однажды, когда она села при нем рисовать Пегаса —
В эти минуты Станислава казалась еще более далекой от него, чем обычно, и, в отличие от того момента «сотворения» Пегаса, Ледянов почувствовал, что это ему не нравится. Элементарная ревность. И элементарная злость на недоступность девушки, которую подчеркивало всё: белый вязаный свитер под горло, отрешенное бледное лицо, которое обрамляли завитки тяжелых темных волос, запах ее духов, цветочный, но с доминирующей острой нотой холода.
Недотрога. Нежный цветок, имеющий, однако, несгибаемый стебель и даже шипы. И поэтому она еще более драгоценна и желанна для него. Его необходимость, цель, сама жизнь. Жаль, что он был так слеп, не осознал этого сразу же, еще в октябре 20** года, когда впервые увидел Стасю. Тогда чертового инцидента с ее девственностью можно было бы избежать.
Дав ей еще пару минут, Слава заговорил, а она, вздрогнув, наконец оторвалась от макетов.
— Тёмка, кстати, велел передавать тебе привет.
Глаза Станиславы засияли, черты лица невольно смягчились. Девушка широко улыбнулась, вспомнив своего нерадивого ученика, взъерошенного, лениво гундосившего правила.
— Как он? Куда поступил? — Любопытство обжигало.
— Прекрасно! Представь, шельмец бросил учебу.
— А разве чего-то другого нужно было ожидать? С таким-то примером, — Стася иронично усмехнулась.
— Я подавал хороший пример, не надо, — Слава с притворной серьезностью покачал головой. — Я вообще не виноват, что парня окончательно засосал баскетбол. Ему прочат большое будущее.
Вячеслав улыбнулся. Ликуя — лёд получилось разбить, как он и рассчитывал, — мужчина откинулся на спинку стула, отодвинув от себя чашку, продолжил:
— От матери недавно съехал, кстати. Представь, назло всем пишет в сообщениях «исчо» вместо «ещё» и «щас» вместо «сейчас», а запятых вообще не ставит. Экзамен по русскому едва не завалил.
Стася рассмеялась вместе с ним:
— Прогнозы сбылись, — ответила она. — От меня ему тоже привет.
— Обязательно.
Долгую минуту они смотрели друг на друга смеющимися глазами, а потом Станислава словно очнулась, почувствовав нарастающие сердцебиение и жар в груди от взгляда теплых темных глаз Ледянова, одернула себя, напомнив о работе, схватилась за макеты,
— Знаешь, я вот здесь не поняла, — ткнула она в один из них. — Разве костер не потеряется на фоне осенних тонов?
Невероятно довольный реакцией чуть покрасневшей, скрывающей свое смятение девушки, даже не заметившей, что она обратилась к нему на «ты» и подалась ближе, сократив расстояние,
— Давай-ка глянем, — и тоже придвинулся к ней. Обхватив ее руку, собирающуюся выпустить макет, он притянул зарисовку к себе поближе. С бесстрастным видом начал рассматривать, представляя окончательный вариант.
Стася закусила губу. Рука у Ледянова была большая, твердая и теплая. Тут же обожгли воспоминания об их встречах, поцелуях, прикосновениях. Побежали мурашки от тех необыкновенных ощущений, которые, как ей казалось, она больше не будет испытывать никогда и которые сейчас поглотили ее полностью. Вернулись с такой полнотой, что девушке очень захотелось вырвать свою руку из руки мужчины. Но нет, нельзя ему показывать, что он до сих пор волнует ее, что до сих пор она в его власти.
— А что, если мы сделаем вот так…
Ледянов поднял на нее спокойный взгляд, и Станислава окончательно овладела собой, собралась.
Еще минут пять они говорили только о проекте и идее, которой подчинен ребрендинг «Спортлайфа», допивая кофе и перебирая макеты. Слава больше не пытался коснуться ее, наоборот, выдерживал достаточно большую дистанцию, не нарушая ни физических, ни психологических границ Осеевой. Когда встреча была завершена, он проводил ее до дверей офиса, сдержанно попрощался, пожелав хорошего дня. Сказал: «Позвони, как только всё сделаешь, и мы снова встретимся и обсудим». И просто ушел.
Недоумевающая Стася вернулась к себе в уголок, обвела взглядом яркие изображения своих мечтаний, но больше не нашла в них ответов или утешения. Девушка разделась и еще с минуту просидела без дела, анализируя поведение Ледянова, гадая о причинах такой перемены. Ни к каким определенным выводам Станислава так и не пришла. Не хотела приходить.
8
«Вот уже где-то неделю, нет, даже больше, мы видимся с ним почти каждый день. Чаще вместе обедали, три раза ужинали. Разговор шел только о делах, о проекте. Изредка он говорил о бизнесе, шутил о том, каково это — быть совладельцем с собственным отцом, человеком достаточно сложным, рассказывал о Тёме. Спрашивал меня о моей работе и жизни, но ненавязчиво, не выпытывая подробностей».
Стася перестала писать, задумалась, вспоминая эти встречи, бездумно вычерчивая ручкой линии на полях, смыкающиеся, очерчивающие друг друга, постепенно превращающиеся в кружевное сердечко.
Что ни говори, а Вячеслав Ледянов — мужчина необычный, даже в толпе сразу же выхватываешь его фигуру. Лицо и глаза приковывают внимание. Он производит на всех сильное впечатление, умеет себя подать в выгодном свете, обаятелен, хоть и остр на язык. Неоднозначный человек, который вызывает у нее… много противоречивых желаний.
«Я не знаю, как ко всему этому относиться, — продолжила писать Станислава. — Имею в виду наши с ним встречи, его поведение, мою реакцию на него. Какие цели Л. преследует? Вроде бы, ухаживает… Ясно видишь это. Но в следующую минуту говоришь себе: нет, ничего подобного, это просто дань этикету, ни к чему не обязывающие жесты. Он соблюдает дистанцию, придерживается нейтральных тем в беседе, не говорит ни о своем личном, не спрашивает и о моем, охотно позволяет мне оплачивать свою часть в ресторане.