Лебединая песнь
Шрифт:
«Готова! – подумал он. – Даже более чем готова. Не затем я тащился сюда аж из Флагстаффа, чтобы жить в одной комнате с этим чертовым желтым клопом!»
Он выбросил искалеченные остатки в корзину, потом вытер испачканную желтой искрящейся пыльцой ладонь о брюки цвета хаки и вернулся в «гостиную». Шорр пожелал им спокойной ночи. Только что подъехали двое с багажом и компьютером Роланда.
– Встреча назначена на восемь ноль-ноль, ребята, – напомнил сержант. – Там увидимся.
– Великолепно, – возбужденно сказал Фил.
– Великолепно. – В голосе Элис прозвучал сарказм.
Сержант
Часть вторая
Огненные копья
Глава 6
Киноман
17 июля, 4:40 (восточное летнее время)
Нью-Йорк
– Он все еще там, да? – шепотом спросила негритянка с ярко-рыжими волосами.
Стоявший за кондитерским прилавком юноша-латиноамериканец по имени Эмилиано Санчес утвердительно кивнул.
– Слышишь? – спросил он. Его темные глаза широко раскрылись.
Из-за выгоревшей красной портьеры, закрывавшей вход в зал кинотеатра «Эмпайр-стейт» [3] на Сорок второй улице, послышался смех. Такой звук мог издать только человек с рассеченным горлом. Звук становился все громче и громче, и Эмилиано закрыл уши ладонями. Этот смех напоминал ему свисток локомотива и детский визг одновременно. На несколько секунд юноша вернулся в прошлое. Когда ему было восемь лет – он жил тогда в Мехико, – он видел, как его младшего брата смял и раздавил товарный поезд.
3
Театр, здание которого было спроектировано в 1912 году, переименовывался, перестраивался, был превращен в кинотеатр и в рамках реконструкции улицы поменял месторасположение. В 2000 году здесь открылся 25-экранный кинотеатр «AMC Theatres 25». – Примеч. ред.
Сесиль уставилась на него. Чем громче становился смех, тем явственнее она слышала в нем девичий крик. Ей чудилось, что ей снова четырнадцать и она лежит на операционном столе после аборта. Через мгновение видение пропало, а смех стал слабеть.
– Господи Исусе! – только и смогла шепотом выдавить Сесиль. – Что этот подонок курит?
– Я слышу это с полуночи, – сообщил ей Эмилиано. Его смена начиналась в двенадцать и заканчивалась в восемь утра. – Ничего похожего я в жизни не слыхал.
– Он там один?
– Ага. Несколько человек еще заглядывали, но долго не смогли выдержать. Ты бы видела их лица, когда они выходили отсюда! Мурашки по коже!
– Вот чертовщина! – сказала Сесиль. Она продавала билеты и сидела в будке снаружи. – Я бы
– Он выходил, купил у меня кока-колу и попкорн. Дал доллар на чай. Мне уже и не хотелось притрагиваться к его деньгам. Они как будто… какие-то слишком грязные, что ли.
– Подонок, похоже, развлекается там сам с собой. Наверное, разглядывает всех этих мертвецов, развороченные лица и веселит сам себя. Надо бы зайти туда и сказать ему, чтобы…
Смех опять зазвучал громче. Эмилиано вздрогнул: теперь звуки напомнили ему крик мальчишки, которого он однажды в драке пырнул ножом в живот. Смех оборвался, перейдя в клекот и затем в тихое умильное бормотание, которое напомнило Сесили бред наркоманов в одном из мест, куда она зачастила. Лицо ее застыло. Смех умолк.
– Кажется, – сказала она, – у меня и своих дел достаточно.
Сесиль торопливо ушла в кассу и заперла за собой дверь. Она решила, что в парне, который сидел в зале, есть что-то странное. Она видела его: дюжий, похожий на шведа человек с курчавыми светлыми волосами, молочно-белой кожей и глазами, похожими на сигаретные ожоги. Покупая билет, он сверлил ее взглядом, но не сказал ни слова.
«Колдун», – решила она и дрожащими пальцами развернула журнал «Пипл».
«Скорее бы восемь», – молил Эмилиано.
Он еще раз посмотрел на часы. «Лики смерти, часть четвертая» должен скоро закончиться, и Вилли, старый киномеханик-пьяница, будет менять пленку на «Мондо бизарро», про рабство и все такое. Может, парень уйдет раньше, и тогда картину сразу же сменят. Эмилиано сел на табуретку и опять стал читать комикс про Конана, пытаясь заглушить страшные воспоминания, пробудившиеся от этого смеха.
Красные портьеры зашевелились. Эмилиано сгорбил плечи, как будто его хотели побить. Потом занавес раскрылся, и в темном вестибюльчике возник киноман.
«Он уходит! – От радости Эмилиано чуть не засмеялся, он застыл над комиксом. – Выходит за дверь!»
Но киноман произнес слабым, почти детским голосом:
– Пожалуйста, большую порцию кока-колы и кукурузу с маслом.
У Эмилиано заныло в животе. Не смея посмотреть этому человеку в лицо, он встал с табуретки, наполнил стаканчик напитком, достал попкорн и плеснул в него масла.
– Пожалуйста, побольше, – попросил киноман.
Эмилиано добавил еще немного масла и подтолкнул заказ по прилавку к клиенту.
– Три доллара, – сказал он.
К нему подлетела пятидолларовая бумажка.
– Сдачи не надо, – заявил человек.
В его голосе прозвучал южный акцент. Озадаченный Эмилиано взглянул на зрителя. Киноман обладал ростом около шести футов четырех дюймов, был одет в желтую рубашку с короткими рукавами и брюки цвета хаки с зеленью. Глаза его под густыми черными бровями казались гипнотически зелеными и контрастировали с янтарным оттенком кожи. Сначала, в первый раз, Эмилиано посчитал его южноамериканцем; возможно, в нем имелась капля индейской крови. Волосы черные и волнистые, гладко причесанные. Он неподвижно уставился на Эмилиано.