Лебединые одежды
Шрифт:
— Орвар очень изменился без тебя. Иногда он становится совсем другим… человеком. Холодным и жестоким. И эти вспышки ярости… Порой они случаются совершенно неожиданно. Он стал плохо контролировать свою вторую ипостась. Это опасно.
— Кому ты говоришь!
Хильд опустила глаза на свои изуродованные синяками запястья. Фрейя морочила себе голову какой-то непонятной душевной травмой и отказывалась замечать очевидное — ее брат был психом, сумасшедшим, маньяком или как там еще называют людей с биполярным расстройством. Ему не Хильда была нужна, а доктор. И лекарства.
— Но если бы я знала, что он сделает с тобой, я бы не позволила ему найти тебя.
Уфф, стало немного легче.
— И все же сегодня он вел себя лучше, чем я ожидала. Уверена, это твое влияние. Ты делаешь его более человечным. Это главное. Остается пустяк. — Фрейя выпрямилась. Сейчас она выглядела точь-в-точь, как полководец перед картой планируемого сражения. — Сделать так, чтобы он целовал землю, по которой ты ходишь.
— Всего-навсего, — не сдержала ехидства Хильд.
— Поверь мне, это проще простого.
— А если все-таки не получится? Ты поможешь мне уйти?
Фрейя сморщилась, как от боли, но кивнула:
— Да. Только прошу, дай мне три месяца. Если за это время ты не захочешь остаться добровольно, я отпущу тебя. Дай Орвару последний шанс.
— А если он провалится?
— Тогда, возможно, моему мужу придется убить моего брата.
В темноте парка Орвар методично бил кулаками в толстый ствол древнего дерева. Он пытался, как уже привык за последние годы, трансформировать боль душевную в физическую, но получалось плохо. Тем более, что его сегодняшняя боль была не похожа на прежнюю — она ядовитыми зубами выгрызала душу, жгла глаза.
Это чувство было каким-то слишком… человеческим, и называлось оно стыдом. Да уж, если люди испытывали такое регулярно, он не завидовал. Быть человеком вообще было нелегко, а без Хильд почти невыносимо. Вот так он три года и спасался: уходил ночью в парк, рычал, рыл землю, рвал кору на деревьях, а потом засыпал в снегу. После чего мог прожить еще день в человеческой шкуре. Жаль, что к ней прилагалась такая неприятная вещь, как человеческая совесть.
Когда Фрейя объявила, что берет Хильд под свое покровительство, он думал, что перекинется прямо посреди гостиной. Но вид пурпурных пятен на белом горле девушки погасил всю его ярость. На этой чистой, как свежевыпавшей снег, коже имели право оставаться только одни следы — от его поцелуев, от его любви, но не от гнева.
Он снова ударил кулаком в ствол дерева. Костяшки уже были ободраны до мяса, но руки не собирались превращаться в лапы, и разум был ясен. Сестра сказала, что он не имеет права на Хильд, потому что она не была ему ни женой ни невестой. Ну, так он исправит это.
Орвар выпрямился, закинул руки за голову и потянулся так, что захрустели суставы. Видеть цель и не видеть препятствий — этот план ему нравился.
ГЛАВА 6
Оказывается в доме Хокона (игровая кличка «Конунг») вставали рано, часа за три до рассвета, совсем, как в рыбацком городке. Хильд это вполне устраивало —
Запахнув поплотнее и завязав потуже все тот же халат, девушка спустилась на первый этаж. В доме стояла тишина. Похоже, слуги начинали работать позже, вот и хорошо. Хильд оглянулась по сторонам. Ну, и где здесь кухня? Из противоположных стен холла смотрели друг на друга двустворчатые двери, судя по богатой резьбе это могли были зал приемов или зал для пиров, в лучшем случае гостиные. Зато за лестницей обнаружился арочный проход, а за ним коридор и небольшая лестница, ведущая в полуподвальное помещение.
Тадаммм! Странный зал с огромным очагом, где еще тлели угли, ярко начищенными медными сковородами и пучками трав над большим разделочным столом явно был кухней. А несколько больших и широких холодильников, современная плита, духовка, кофеварка и множество других приспособлений указывало, что здесь и сейчас готовится еда.
Кстати о еде… на плите стояла сковорода, кастрюля, а рядом лежала упаковка яиц, канистра органического молока, пачка овсяных хлопьев — все, что нужно для приготовления завтрака. Вот только непонятно, кто это должен был приготовить. Ну, если других желающих не нашлось, решила Хильд, пусть это буду я. И кашу, между прочим лучше варить на сливках, а молоком разбавлять только, если она получится слишком густая.
Сливки нашлись в холодильнике, а сушеная черника в одном из шкафов. Оценив размер кастрюли, Хильд высыпала туда весь пакет хлопьев. Затем щедро накромсала в сковороду ветчины и залила взбитыми вместе со сливками яйцами. Один кусочек оставила себе, потому что желудок наотрез отказывался ждать.
Ветчина была такая красивая нежно розовая в тонком ободке сала. Хильд подняла ее двумя пальцами, любуясь на просвет.
— Аф.
Мясо шлепнулось на пол. Огромная черная собака подошла к Хильд, понюхала ветчину и вопросительно посмотрела на девушку.
— Пожалуйста. Ни в чем себе не отказывай.
Пес слизнул мясо, словно каплю молока, понюхал раскрытую ладонь Хильд, словно проверяя, не осталось ли чего, и прошел в дальний угол кухни. Там у него стояла миска, больше напоминающая тазик и поилка.
— Я бы тебя покормила, — сказала Хильд, — но не знаю чем.
Ладно, я подожду; пес лег на пол рядом с миской и прикрыл глаза.
К тому моменту, когда закипел кофейник, а омлет поднялся и зафыркал под крышкой, каша была уже почти готова.
— Пахнет вкусно.
Хильд оглянулась и улыбнулась смущенно:
— Я тут решила похозяйничать, извини.
Фрейя, все в той же пижаме и халате (только розовые тапки сменила на кожаные домашние туфли без задника) прошла на кухню.
— Наоборот, спасибо тебе. Меня сейчас мутит от запаха горячего масла, а завтрак нам с мужем я привыкла готовить сама. — Она понятным всем женщинам мира жестом положила руку на живот. — Потом придут слуги, посетители и Хокону будет не до меня, а так можем еще немного побыть наедине.