Лебединые одежды
Шрифт:
— Кстати, я к тебе по делу, — Вотан словно не чувствовал холода, так и стоял в куртке нараспашку. — Хотел предупредить, что эти черные безбожники уже здесь. В тумане им жрать нечего, так они начинают раскапывать могилы на курганах. Не допусти этого, сынок. Если эйги потеряют свое прошлое, то и будущего у них не будет. Так что кончай бухать и передай конунгу, чтобы собирал свою дружину.
— Значит, пора?
— Значит, так. Отправьте семьи на Бьёркё, там они смогут продержаться, если вы не…
Если мужчины не вернутся, ясно. По спине пробежал холодок. Нет, смерти
1. Снапс — крепкий спиртной напиток, который гонят из картофеля или злаковых с добавлением трав
2. Скол — Scol, традиционный тост в Швеции
3. По легенде бог Один путешествует среди людей, меняя имена
4. Глёгг — горячий напиток на основе красного вина со специями, изюмом и миндалем
ГЛАВА 37
Хильд не удивилась открытой двери дома вёльвы, и горящему внутри свету тоже не удивилась. Она слишком устала сегодня, чтобы удивляться хоть чему-либо. Сразу от порога начиналась гостиная с изразцовой печью, двумя массивными креслами и низким столом на кованых ножках. Коваными же были и несколько подсвечников на столе и стенах. И ни намека на современные удобства, ни тебе электричества, ни отопления. Хозяйки, кстати, тоже не было видно, зато откуда-то сбоку тянуло горячим ароматом имбиря и корицы.
Хильд подняла руку, чтобы постучать.
— Заходи уже, не мешкай, — донесся из глубины дома женский голос. — И дверь закрой, я берегу тепло.
Ой, ну конечно. Хильд закрыла дверь и посмотрела на дубовый засов в железных скобах. Наверное, следовало запереть дом на ночь.
— Не закрывай, — произнес все тот же голос. — Я жду второго гостя, а больше сюда никто не пройдет.
Вот как, значит, ее ждали? Хильд прошла в маленький коридорчик за войлочным ковром и оказалась в кухне, маленькой, но очень уютной. И удобной. Фасад печки с топкой, котлом для нагрева воды и чугунной плитой занимал одну стену. Хильд обвела взглядом кухню: ничего мистического (оловянная посуда на полке, несколько медных кастрюль на стене, серая льняная скатерть на столе), за исключением хозяйки дома. Мать Орвара оказалась невысокой и тонкой, как камыш, женщиной. И такой же прямой.
Вот, значит, как выглядит настоящая вёльва? Ни волшебного посоха, никаких других атрибутов власти не наблюдалось. Такие шерстяные платья-рубахи с длинными жилетами и сейчас носили старые женщины где-нибудь в деревнях, необычным был лишь белоснежный платок, закрывающий целиком голову и плечи. Ни единой прядки не выбивалось из-под платка, но судя по количеству морщин на руках и лице, волосы вёльвы должны быть совсем седыми. Это казалось неестественным при таком свежем и молодом голосе.
— Садись, я сварила глёгг.
Хильд с благодарностью обняла ладонями стенки большой оловянной кружки, затем сделала первый глоток. Как же это было хорошо…
— Спасибо… — как ей следовало
Старуха со своей кружкой уселась напротив:
— Фру Хорфагер теперь ты. А я просто вёльва. У вёльвы нет имени, семьи и дома. По крайней мере, так принято считать.
Хильд вспомнила одинокую мужскую фигуру, спускающуюся с кургана в призрачном лунном свете, но промолчала. Мать Орвара рассматривала ее спокойно и с легкой улыбкой. Ее взгляд, хоть и пристальный, неловкости не вызывал.
— Кого мы ждем? — Спросила Хильд.
Видимо, в отстутсвии второго гостя вёльва говорить не собиралась. Хильд и не обижалась: ее ведь не на чай пригласили, а слова ведуньи на вес золота, ими не разбрасываются. Против ожидания, старуха ответила:
— Твоего отца, девочка. Пора тебе решить, кто ты и зачем. Хватит стоять двумя ногами в разных мирах.
— Моего отца?
Значит, он не умер много лет назад вместе с мамой? Или умер, но эта женщина сможет поднять его из мертвых, чтобы Хильд могла узнать что-то важное? Что это за тайна, которую никак нельзя унести в могилу? И что это за разные миры?… и в каком мире она сейчас?
Мысли шевелились в голове лениво, как засыпающие рыбки. Свет уже не казался таким ярким, а фигура вёльвы стала такой маленькой, словно Хильд смотрела на нее с обратной стороны подзорной трубы. Она положила голову на руки и вздохнула. Она немного полежит с закрытыми глазами, а потом… потом…
Гудрун Хорфагер смотрела на спящую перед ней молодую женщину. Белые, как лунный свет волосы закрывали часть щеки, длинные ресницы чуть подрагивали, а губы после горячего вина казались розовыми, как лепестки шиповника. Брюнхильд была прекрасна, как лебедь на волне, даже красивее, чем описывали ее в сагах.
Бедный мой мальчик, подумала старуха, счастливый ты мой, несчастный, как же ты умудрился встретить не кого-нибудь, а дочь самого Всеотца? И чем тебе придется заплатить за свою любовь? И не придется ли расплачиваться нам всем?
Она посмотрела на руку Хильд, узкую ладонь с длинными пальцами, на старое золотое кольцо. Когда-то Гудрун носила его с гордостью. А до нее мать ее мужа Магнуса… а до них многие и многие женщины, долгая череда жен, матерей и бабушек. В те времена кольцо Хорфагеров было ширким и толстым, оно закрывало всю фалангу ее безымянного пальца. На руке невестки оно выглядело в два раза тоньше. Плохой знак.
Такое уже было в их роду восемьсот лет назад, когда умер Хакон III Сверресон. Его незаконный посмертный сын спас Хорфагеров и стал Хаконом IV, а его сын и внук прославили семью. Да и правнука не зря в народе прозвали Святым: он сумел призвать к порядку больших людей в Норейг и защитил крестьян от крепостного ярма. Молодец, конечно… жаль, что был слишком «святым» с женщинами.
Гудрун с трудом встала из-за стола и, тяжело опираясь о стену, побрела к своему креслу. От таких мыслей она чувствовала себя в два раза старше. А может быть, слишком долго пробыла в этом мире. Пора было возвращаться в сон. «Никто не избегнет злых норн приговора» (1), даже ее красивый и сильный сын.