Лебёдка аэронавта

Батчер Джим

В этот момент Гвендолин осознала, что материнские угрозы и негодование были наигранными притворством, чтобы отвлечь дочь, пока пара домашних стражников бесшумно подойдет сзади. Она быстро шагнула в сторону и почувствовала, как сильные руки схватили её левую руку. Если бы она не двинулась, второй мужчина захватил бы её правую руку в тот же миг, и вариантов было бы куда меньше.

Вместо этого она вцепилась в запястье нападавшего, навалилась на него всем весом, лишив равновесия и в тоже время ослабив его хватку, и продолжила плавное движение по кругу, броском через бедро отправив его на пол, под ноги второму

стражнику. Упавший свалил второго, тот попытался подняться с пола, но Гвендолин слегка приподняла юбки и выбила опорную руку мужчины. Он рухнул на первого с удивленным ворчанием и уставился на неё.

– Я очень сожалею, - сказала Гвендолин.
– Ничего личного.

Затем она спокойно нанесла резкий удар в голову. Мужчина издал короткий стон и безвольно упал, оглушенный.

– Истербрук!
– резко сказала мать.

Гвендолин отвернулась от поверженных мужчин и увидела вошедшего в комнату Истербрука, капитана стражи дома Ланкастеров. Истербрук был стройным мужчиной, от которого веяло опасностью, а кожа его огрубела за годы службы во флоте. Он был одет в черный костюм и плащ, сшитые на манер формы морского флота, в котором он когда-то служил. Сбоку висел короткий и тяжелый медный кортик. Кожа наруча на его левой руке выглядела изношенной и потертой, но медные элементы на запястье и предплечье были такими же гладкими и сверкающими, как на новом наруче Гвендолин.

Гвендолин тут же сосредоточилась, отошла от оглушенных мужчин, приподняла левую руку, направляя кристалл на Истербрука, и навела прицел на седую голову капитана большим и указательным пальцами. К этому моменту кристалл на ее перчатке уже пробудился и залил комнату холодным белым светом, заставляя ее мать жмуриться и прятать глаза от яркого свечения.

– Доброе утро, капитан Истербрук, - ровным голосом произнесла Гвендолин.
– Я точно знаю, что подкладка вашего костюма сделана из шелка. Также должна сообщить, что ваша голова у меня на прицеле. Пожалуйста, не вынуждайте меня демонстрировать свои способности таким трагичным и нерациональным способом.

Какое-то время Истербрук рассматривал ее сквозь темные очки. Затем он очень медленно и осторожно снял их, часто моргая от яркого света направленного на него кристалла. Его глаза были жуткого золотисто-зеленого оттенка, а его кошачьи зрачки на свету превратились в вертикальные щели.

– Быстро, - прокомментировал он.

Гвендолин почувствовала, что слегка улыбается.

– У меня был отличный учитель, сэр.

Истербрук улыбнулся ей быстрой иронической улыбкой и склонил голову в знак признания.

– Где же в Шпиле вы нашли того, кто наставил вас на Путь?

– Естественно, кузен Бенедикт, - ответила она.

– Ха, - сказал Истербрук.
– Я все время чувствовал от него запах духов. Думал, он встречается с женщиной.

Мать издала бессловесный горловой звук полный отвращения, который был едва слышен сквозь её сжатые губы.

– Я категорически запрещала тебе с ним общаться, Гвендолин.

– В самом деле, мама,

да, - согласилась Гвендолин.
– Капитан, будьте так добры, разоружитесь, пожалуйста.

Истербрук сверлил ее взглядом еще какое-то время, морщинки в углах его глаз стали глубже. Он склонил голову в ее сторону и аккуратно, двигая одной лишь правой рукой, расстегнул портупею и уложил её на пол.

– Что вы делаете?
– воскликнула мать.

– Миледи, - вежливо сказал Истербрук, - мисс Гвен держит смертельное оружие и она умеет с ним обращаться.

– Она не будет его использовать, - сказала мать.
– Только не против вас. Или против членов семьи.

Гвендолин охватило отчаяние. Конечно, мама права. Это было немыслимо, но она не хотела провести всю жизнь в поместье Ланкастеров, покидая его лишь для бесконечных, бессмысленных, смертельно скучных балов, концертов, ужинов и учебы. Мать не должна думать, что она блефует.

Поэтому Гвендолин слегка махнула рукой и высвободила луч чистой энергии кристалла.

Последовали громкий звук рассекаемого воздуха и ослепительная вспышка, через мгновение сменившийся оглушительным ревом, и мраморная статуэтка, стоявшая на столе за спиной Истербрука, разлетелась облаком пыли и осколков. Осколки продолжали падать еще какое-то время, но через несколько секунд всё стихло.

Мать Гвендолин стояла, раскрыв рот. Ее лицо побледнело, а тело наполовину было покрыто мелкой мраморной пылью. Истербрук тоже был в пыли, но ни один его мускул не дрогнул.

– Капитан, - произнесла Гвендолин.
– Будьте так любезны, продолжайте.

– Мисс, - ответил он, снова слегка кивая.

Двигаясь очень медленно и сохраняя левую руку совершенно неподвижной, он расстегнул и снял с нее наручь, тот также упал на пол.

– Благодарю вас, капитан, - сказала Гвендолин.
– Отойдите, пожалуйста.

Истербрук взглянул на мать, молча развел руки и отступил от своего оружия на несколько шагов.

– Нет!
– Воскликнула мать.
– Нет.

Она сделала три быстрых шага по направлению к безумно дорогой двери, изготовленной из древесины, добытой в смертельно опасных, туманных лесах поверхности, и окованной латунью. Она повернула ключ несколько раз, закрывая дверь, и вынула его из скважины. Затем вернулась на свое место и произнесла, вздернув подбородок:

– Ты подчинишься мне, дитя.

– Честное слово, мама, - ответила Гвендолин, - если мы продолжим в том же духе, то разоримся на ремонте.

Наруч Гвендолин снова взвыл, и часть двери превратилась в щепки и обломки латуни. Оставшаяся часть сорвалась с петель и вылетела в коридор, перевернувшись несколько раз, прежде чем упасть.

Гвендолин подняла руку до уровня лица и спокойно направилась к двери. Охранники позади нее начали стонать, приходя в себя, и Гвендолин испытала облегчение: она не хотела причинять им серьезный вред. Бенедикт предупреждал ее о том, что, нанося удары в голову, нельзя быть уверенным в последствиях.