Лечить или любить?
Шрифт:
Оба родителя работают. Иначе детей не прокормить.
— А в садике как?
— Так же. Дерется, кусается. Но не сама. Только если к ней лезут.
— А что она делает, когда никто не лезет? (Хотя попробуй уединись в городской малогабаритке с пятью сестрами и мамой по хозяйству! — тут же подумала я.) Как играет?
— Она не играет вообще. Она рисует.
— А что ж вы рисунки-то не принесли! — попеняла я.
Разговаривать со мной Света не хочет («она вообще с чужими почти не разговаривает», — объяснила сестра), играть в мои игрушки не играет, так что рисунки многое могли
— У вас бумага есть? Дайте ей побольше, и карандаш… Она вам сейчас нарисует.
Ну ладно, мысленно вздохнула я, пусть ребенок хоть чем-нибудь займется. Положила на столик несколько листов бумаги, поставила стаканчик с восковыми мелками, попыталась показать, как ими рисовать…
— Не надо, — сказала Света, которая как-то внезапно оказалась уже сидящей за столиком. — Я знаю.
Дальше она начала стремительно рисовать. Один лист за другим. Я открыла рот от изумления. Рисунки строго соответствовали возрасту — головоноги, как и положено в три года. Но — какие головоноги! Ничего подобного я еще никогда не видела. Каждому рисунку, прежде чем его отложить, Света давала название. И какое название!
— Боже мой, откуда она их (названия) берет? — воскликнула я, обращаясь к сестре.
— А вы у нее у самой спросите, — посоветовала девушка.
— Света, как ты придумываешь эти названия?
— Они сами приходят, — ответила девочка, продолжая рисовать. Стопка готовых рисунков росла на глазах.
— Вот и дома так, и в садике, — сказала сестра. — Пока бумага не кончится.
— Послушайте, но ведь это… Это надо развивать… Художественная школа… — я чувствовала себя беспомощной.
— Какая школа?! — ребенку три года. Какое развитие? — девочка и так рисует практически при любой возможности. К тому же — работающая мать с пятью детьми…
— Может быть, вы поможете сестре, уделите ей…
— Ну уж нет! — девушка торжествующе усмехнулась. — Я через два месяца замуж выхожу. И уеду из этого бардака к чертовой матери!.. Так вы посоветуете чего? Я матери передам. Она знает, что мы к вам пошли…
— Значит, так, — я старалась говорить как можно более понятно и не терять надежды. Если эта счастливая невеста на исходе своей жизни в родительском доме притащила ко мне сестренку, значит, она все же заинтересована в ее судьбе. И в мирном сосуществовании родственников, конечно.
— Сына и братика у вас в семье не случилось. Но у вас случилась Света. А у нее — талант. И — редкий, поверьте, я видела тысячи детских рисунков, и никогда ничего подобного… Признайте ее. Признайте ее уникальность и нужность вашей семье. Возможно, она прославит вашу фамилию. Но для этого ее нужно осторожно растить. Не приставайте к ней. Давайте ей возможность уединиться — хоть в ванной, хоть за ширмой, хоть под столом.
— Да, да, она как раз любит под обеденный стол прятаться, — поддакнула сестра. — Мы ее оттуда шваброй гоняем.
— Как только она немного подрастет, — продолжала я, — обеспечьте ей возможность учиться рисованию. А сейчас — много хорошей бумаги, разных карандашей и мелков…
Ч-черт побери! — думала я. — Откуда мне знать, как правильно развивать художественные таланты! С
— И еще — читайте ей вслух сказки и книжки, ей надо откуда-то брать сюжеты для рисунков. Водите ее гулять в парк во все времена года…
— Да, да, это вы правы, — опять кивнула старшая сестра. — Она любит книжки слушать. Я ей тут как-то для смеха читала «Чайка по имени Джонатан Ливингстон», Гуле в школе задали, так она потом даже сапоги мне почистила и Гуле, чтоб мы ей до конца прочли…
Да поможет им Аллах! — вполне непоследовательно для атеистки подумала я и спросила вслух:
— Света, ты подаришь мне эти рисунки?
— Забирайте, — буркнула Света. — Мне не жалко. Я себе еще нарисую.
И тихонько припрятала в кармашек осколок воскового мелка, который ей особенно понравился. Я не препятствовала. Должна же я была хоть как-то поспособствовать развитию таланта…
Глава 18
Доктор, вы были правы!
Родители говорили обыкновенные вещи. Я изображала вежливое внимание. Фактически с любой точки я могла начать говорить за них.
Поздно приходит домой. Врет про школьные отметки и вообще… Пачка сигарет в кармане — говорит, что приятеля. Банка джин-тоника — выяснено после тщательных обнюхиваний и долгого скандала. Четыре года занимался в лыжной секции — бросил. Грубит. Не знакомит с новыми друзьями. Школа: ну, разумеется — способный, но ленивый. Прежде учился лучше, теперь ничего не хочет, приходит домой и сразу — к телевизору, уроков никогда не задано. Что будет дальше — непонятно, пора подумать о профессии…
Почему-то у меня возникло ощущение, что родители рассказывают обо всем этом с удовольствием. На два голоса, передавая инициативу, чуть ли не попадая в ритм. Бред, не может быть! — оборвала я себя и заставила вслушаться внимательнее.
Из оригинального: начал играть на какой-то дудке (что за дудка, флейта?), рисует на компьютере каких-то страхолюдов, потом распечатывает.
— Так мальчик склонен к искусствам?
— Нет, нет, что вы! У него никакого слуха нет и не было никогда, и художественных способностей гоже. В детском саду его всегда в задний ряд хора ставили, а рисунки никогда на выставку не вешали. А после — и вовсе никаких упоминаний об «искусствах». Вот, лыжная секция, мы же говорили…
— Но, может быть, теперь способности прорезались? Знаете, в переходном возрасте бывает…
— Так мы же, доктор, слышим все это и видим. Увы! Ничего не прорезалось… Лучше бы об учебе подумал. Экзамены же в этом году! Посоветуйте, есть ли какой-то способ…
— Способ — для чего?
— Ну… — родители явно замешкались. — Чтобы его заставить… Чтобы он перестал… Чтобы он начал…
То есть они хотели, чтобы их сын перестал быть подростком, легко перевела я. Но хотели ли? Что-то меня все же смущало…