Лед Апокалипсиса 3

Кулабухов Тимофей

Они сели рядом со мной.

— Странник, ты чего такой потерянный? — спросил меня Кипп.

— А мы тут штрафника хвалим, — не обращая внимание на слова Киппа, весело выдал Денис.

— Я больше не штрафник, — огрызнулся Кипп. — Новое место, новые правила.

— Да как скажешь, — отмахнулся Денис. — Мы вообще думали, что ты му… чудак. А вот когда ты дробь за Странника словил… Ты ведь не мог знать, что там не дротик, который тебя пробьёт!? Мы всё видели сверху.

Кипп

промолчал.

— Знаешь, Кипп, — продолжил Денис, но уже серьёзнее. — Оно просто ходить рядом с нами с важной рожей — ты не станешь нам ровней. Никогда и дело не во времени. А вот когда вместе с нами говна хлебнёшь, когда посидишь под пулями, когда до слёз тебя пробьёт, когда страха натерпишься… Вот тогда ты уже человек.

А некоторое время возникла тишина. Мне казалось, что Кабыр смотрит на волны и поёт себе под нос что-то на неизвестном нам языке. А может казалось.

— Море… — тихо, но так чтобы все меня слышали, сказал я, — море единственное способно смыть тоску. Потому что у него очень много волн. Солёных, как слезы. Столько волн, что их хватит на всех и на любые слезы, любой огонь, любую войну, смерть или кровь.

— Так что же случилось, Странник? — спросил Кипп. — Ты обещал рассказать, когда мы дойдём до края. Это вот — край.

— Всё дело в том, Кипп. — ответил за меня Денис. — Ты как в кино. Ты видишь, что человека отбросило, как он пролетел комнату, выбил собой стекло, упал, поднялся, вытер кровь, вынул осколок, прошёлся, сел, закурил, вызвал себе Скорую, которая приехала, пока кончалась вторая сигарета. Но задним умом ты понимаешь, что есть событие, которое влияет на всё, событие, которое вызвало эту последовательность действий. И как бы ты далеко от неё не уходил, этот начальный факт никуда не девается. Это начальный импульс…

— Ты спрашивал, Кипп, — перебил я Дениса, — где моя девушка? Почему она не со мной? Это грустно. Она не со мной, Кипп. Она больше не с нами.

— Извини.

— Тебе не за что просить прощения. Это то, что за горизонтом событий. Она похоронена и оплакана. Никто, почти никто не должен просить прощения. Чувство вины почти всегда всего лишь рычаг для манипуляции. Но в чём-то, когда ты задавал этот вопрос, ты был прав. Вопросы бывают важнее ответов. Всё, что ты видел, начиная с той ночи, когда ты проснулся, а над твоей башкой была картинка… Как там оно, мужик с четырьмя руками?

— Витрувианский человек.

— Во-во, точно. Так вот. Всё, что было и ты видел с этого момента не то, чем кажется.

— Поясни?

— Я говорил, что не испытываю трепета, любви, жалости к себе и к тебе. Что взял тебя, потому что, не колеблясь, брошу тебя

и себя в огонь, как щепку?

— Ну, прямо про щепку не было, но на что-то такое намекал.

— И не шутил. Всё было не тем, чем кажется. Для понимания контекста ты должен знать, что за сорок минут до того, как открыл твою камеру, я закончил хоронить её, свою девушку, в ледяной постели.

— Татуировщик?

— Да, он. Многие умерли. Многие выжили. Вернее, выжили немногие, просто она… Она умерла. Я стольких потерял… Но я не мог просто поплакать, как остальные. Я не умею просто плакать. Мне нужно что-то делать. И я открыл дверь твоей камеры, зная, что ненависть, хороший запас гнева и склонность убивать погонят тебя за мной. Ты не раз хотел меня убить, верно?

— До сих пор не перестал этого хотеть.

— Врёшь. Ты только что рефлекторно пожертвовал своей жизнью за своего товарища, за други своя, то есть за меня. А значит, я — твои други. Я один раз умер вместе с прошлым миром. Второй раз в ту ночь, когда хоронил её. Дважды умер, а всё ещё дышу. Я пошёл против целой Орды, в самую задницу.

— Потому что тебе было плевать на свою жизнь?

— Да. Поэтому я спас Ди Джея, рискуя своей жизнью. Дело не в нём. Сделал так, чтобы спасти хоть кого-то. Поэтому пошёл мочить Орду, решился на это, хотя планы строил давно. Только тот план не был таким самоубийственным.

— И если бы умер…

— Мне перестало бы быть больно, Кипп. А когда наткнулся на гипотетическую возможность доехать до моря… Увидеть море в условиях конца Света — это стоит любого риска. Тем более, что на риск мне плевать. А умереть… Умереть я не боялся и не боюсь. В конце концов, даже обгадившийся Легат не смог убить меня — Кабыр стрелял слишком хорошо. Поэтому я на море. Пусть оно смоет мою боль. Иногда всё, что нужно — это чтобы мне убрали боль.

— Ради этого всё?

— Ну да. И я никого не заставлял ехать за мной. Вы ехали за спасением, я дал его всем. А себе… Может быть я тоже получу спасение. В конце концов, мы все кого-то теряем, и я оплакал свою потерю. Все свои потери.

— Что ты будешь делать теперь? — спросил меня Кабыр.

— Мы добрались до берега, добрались до спокойного и безопасного места. Мы построим теплицы на геотермальных источниках, добудем грунт, достанем семена и посеем их. Мы будем строить, искать, работать, отдыхать, воевать и дышать. Мы будем жить. Я буду жить.

С этими словами я наклонился и поймал чуточку морской пены из очередной волны. Морская вода омыла мою натруженную ладонь и оставила в ней крошечный, как зерно, белый камень.