Лёд и алмаз

Глушков Роман Анатольевич

Откуда такие конкретные цифры, спросите вы? Не буду ручаться за их точность, но именно это число высветилось красным и застыло на дисплее за миг до того, как навигатор подмигнул нам в последний раз и впал в глубокий ступор. Да, похоже, электронный мозг «Кайры» всё-таки не выдержал шквала противоречивой информации. И, запутавшись в расчётах, завис тогда, когда вынырнувшая из ловушки «Кайра» в буквальном смысле зависла в небе над Новосибирском.

Хлоп!

Что это был за звук? Да чёрт его знает. Возможно, скомканное пространство вновь расправилось и выкинуло нас из своих складок, словно встряхиваемая простыня — хлебную крошку.

Это уже неважно. А важно то, что вместо снежного жёлоба, по которому мы только что катились, под нами раскинулась вся локация, от горизонта до горизонта! Северная её половина стала видна как на ладони! Южная — та, где сейчас вовсю валил снег, — полностью скрыта за его пеленой. Но зато сам фронт непогоды с этого ракурса выглядел совершенно грандиозно.

Невообразимо! Неописуемо! Мать твою перемать и бабушку в придачу!…

Мы пробыли в воздухе что-то около тридцати или сорока секунд. Но дабы передать вам весь драматизм и не упустить ни одной детали этого короткого, яркого приключения, я позволю себе «замедлить» наш полёт настолько, насколько сочту нужным. Ведь готовы же вы потратить день на то, чтобы съездить на загородный аэродром ради трёхминутного прыжка с парашютом? Вот и я уделю этой части моей истории чуть больше времени, чем она продолжалась в действительности…

Не извести нас Тиберий о том, в какое дерьмо мы вляпались, каждый из нас испытал бы сейчас немалый стресс и мог запросто умереть от разрыва сердца. Но, поскольку на момент вознесения в поднебесье мы были уже в курсе, где вот-вот окажемся, то и от шока никто из нас не умер. Чему, правда, в нашем положении приходилось не радоваться, а горько сокрушаться. Смерть, уготованная нам «Лестницей в небо», была гораздо ужаснее.

Пережив первый — самый мощный — выброс адреналина и осознав, что моё сердце всё-таки не разорвалось, я, вопреки ожиданию, вовсе не огорчился тому, что ещё жив. Напротив, во мне вмиг пробудились жажда жизни и желание отсрочить наш контакт с землей, насколько это возможно. Короче говоря, я твёрдо решил барахтаться до конца, пусть даже отсутствие у меня крыльев делало этот конец откровенно незавидным.

— Вырубай мотор! — перво-наперво проорал я на ухо Жорику. — Вырубай его на хрен!

Тугодумы, вроде Дюймового, — люди по-своему уникальные. Они могут очень долго оценивать обстановку и серьёзность угрозы, зато короткие, чёткие приказы исполняют быстро и без колебаний. Судя по выражению лица Жорика, до него ещё не дошло, куда зашвырнула нас нелёгкая, но мою команду его мозг переварил мгновенно. Рука пилота метнулась к пульту, пальцы коснулись нужных сенсоров, и вой турбины начал стихать. И стихать быстро, видимо, напарник не просто вырубил зажигание, а задействовал систему экстренной остановки двигателя.

Это хорошо. Это он правильно сделал.

Остановить турбину требовалось затем, чтобы она не придала падению «Кайры» лишнее ускорение. Сбалансированность её конструкции оказалась превосходной — всё-таки реактивные аэросани были изначально рассчитаны на прыжки по сугробам. И потому, очутившись в воздухе, они не клюнули носом и не перевернулись вниз кормой, а, пролетев по инерции немного вперёд, перешли в свободное падение, не отклоняясь от своей горизонтальной оси.

— А!… А-а!… А-а-а-а!!!… А-А-А-А-А-А-А-А!!!

Нет, вы не угадали: это вовсе не турбина опять завелась. Это до Жорика окончательно дошло, куда подевались окружающие нас сугробы и почему собственное тело кажется

ему таким невесомым. Что ж, дружище, прекрасно тебя понимаю. Ты, как и я, тоже слышал предупреждение Тиберия о ловушке и знал, что она собой представляет. Но молодость есть молодость — до конца лелеешь надежду, что всё обойдётся… Как видишь, не обошлось. И от разрыва сердца ты тоже, увы, не умер. А посему терпи, старик — теперь уже недолго осталось.

— А-А-А-А-А-А-А-А!!!

— А-а-а-а-а-а-а-а!!!

Ага, вот и наука голос подала! Верно подмечено: дурной пример заразителен. Сейчас уже не важно, кем ты был до того, как волею судьбы вознесся над земной твердью: простодушным недотёпой, амбициозным учёным или уродливым феноменом Зоны. Здесь — под облаками, — все мы абсолютно равны. Жестокосердному небу плевать на все наши прежние заслуги и прегрешения. Закон всемирного тяготения един для всех, и все люди шмякаются из поднебесья оземь с одинаковыми для себя последствиями.

Нет, вы только послушайте, как искренне и самозабвенно орут эти двое! Прямо не терпится тоже набрать в грудь воздуха и присоединиться к их стройному дуэту паникёров. Кого стесняться-то? Перед кем тут корчить из себя крутого парня? Перед другими будущими покойниками?… Хотя нет, у меня есть идея получше. Наверняка столь же бесполезная, как истерические вопли товарищей, но кто знает — возможно, всё же удастся извлечь из неё какую-нибудь пользу.

Я бросил суматошный взгляд на землю. «Лестница в небо» вышвырнула нас далеко от продавленного ею на побережье лога. В сгущающемся сумраке — снеговая туча уже практически нависла над нами — внизу виднелись развалины областной больницы. Такой же заметённый снегом по самые верхние этажи комплекс полуразвалившихся зданий, как НГУ и многие другие. А в месте нашего предполагаемого падения находился снежный курган, выросший, очевидно, над каким-то мелким строением, ранее также принадлежавшим больнице.

Не самый удачный расклад. Я бы предпочел грохнуться рядом с больничными стенами — туда, где наносы снега наиболее высокие и мягкие. Каменная сердцевина нашего кургана оставляла нам мало шансов на удачное приземление. Как и ускоряющееся с каждой секундой падение «Кайры», которое я был не в силах замедлить…

— А-а-а-а-а-а-а-а!!!…

Никто из вас случайно не ведёт статистику, сколько раз на протяжении всех моих историй я обзывал Георгия Дюймового идиотом, недотёпой, тугодумом, простофилей, балбесом, охламоном и прочими довольно унизительными эпитетами? А когда я давал подобные характеристики себе?… Давал, да, бывало — иногда я не прочь удариться в самокритику. Но явно не так часто, как я критикую Жорика. Но корю я его всегда заслуженно, согласитесь. Тем более что это идёт ему на пользу, за что он даже величает меня наставником.

И вот настал в моей жизни час, который для любого наставника одновременно и радостен, и горек: мой ученик меня превзошёл. Пускай не по всем статьям, а лишь в одной смекалке, зато случилось это тогда, когда я уже расписался в собственной беспомощности и отдал свою жизнь на откуп случаю. Я — признанный эксперт по выживанию в Пятизонье! — спасовал, а Чёрный Джордж — нет! Представляете себе такое? Нет?…

А придётся! И потому можете теперь выписать в столбик все до единого обидные слова, какие я отпускал в адрес Дюймового, и озаглавить этот список «Характеристика Алмазного Мангуста». Сделайте это, я не обижусь. Ведь разве можно обижаться на правду?…