Лед и пепел
Шрифт:
— Двести! Штурман, сколько идти до цели?
— Пять–шесть минут. Старший группы просит для прыжка минимальную высоту не ниже двухсот метров. Дойдем до цели, и если облачность не кончится, — курс домой.
— Посмотрим! — вздыхает Орлов. — Но чуда не бывает, там такая же погода!
— Не спорю, но все же посмотрим, а вдруг повезет!
Уже не спускаясь ниже, подходим к цели. Внизу — серая муть, огней не видно. Я вызвал в пилотскую старшего группы и разъяснил обстановку. Тот быстро согласился с доводами и объявил, что у него есть
Рельеф трассы стал спокойнее. Высоты не превышали девяноста метров. Когда снижались до ста пятидесяти метров, сквозь облачность кое–где проглядывала земля. Мы решили, если обнаружим условный сигнал — письмо, из пяти костров, — наберем высоту триста метров и по расчету сквозь облака, сбросим десант. Старший группы дал свое согласие.
Вскоре мы подошли к цели, но, увы, даже со ста сорока метров земли не было видно.
— Все! Хватит экспериментировать. Пошли домой, — заявил Орлов, — горючего осталось только–только!
— Курс сто двадцать градусов. Пройдем через первую цель. Посмотрим, может быть, за это время там изменилась погода.
Орлов молча кивнул. Надо использовать последний шанс, хотя оба мы в него не верили: было ясно, что теплый фронт циклона пришел раньше, чем его ожидали, и закрыл весь район выброса десанта.
Теперь старший группы стоял в проходе между нашими креслами и сам наблюдал за обстановкой. Погода ухудшалась. Все чаще приходилось менять обороты и шаг винтов, чтобы помочь спиртовому антиобледенителю сбросигь нарастающий лед с лопастей. Натужный вой моторов от перемены углов лопастей и грохот льда, бьющего по фюзеляжу, неприятно резали слух, словно бормашина у плохого зубного врача.
— Женщина на борту всегда приносит неудачу… — ни к кому не обращаясь, проговорил Кекушев.
Орлов строго взглянул на него, но промолчал.
— Это так всегда говорил полярный летчик Фарих, — виновато объяснил Николай.
— Наша девушка, наоборот, всегда приносила нам уда-. чу, — ответил ему старший.
— Район цели номер один, — перебил их я.
— Все! Никакого просвета! Пошли на базу! Пусть Сергей свяжется с КП аэродрома.
Я дал новый курс, и мы стали набирать высоту в надежде, что там обледенение прекратится.
— Линию фронта будем пересекать севернее на тридцать километров, чтобы не попасть под огонь фашистов, заприметивших нас два часа назад, — сказал я Орлову.
— Понял. Когда предполагаешь быть перед входом на базу?
— С учетом маскирующего маневра — через час десять, а напрямую — всего сорок минут хода.
— Ясно. Горючего осталось на два часа, плюс Колина «заначка» тридцать минут.
— Командир, побольше чем на тридцать минут, — пряча глаза, сказал Кекушев.
— Ну, конечно, товарищ бортмеханик! Это я понял еще при взлете. Еле оторвался от полосы.
Мы рассмеялись. Николай, смущенно
На высоте тысяча восемьсот метров обледенение прекратилось. Мы шли в прослойке облаков и, меняя курсы, приближались к линии фронта.
Вошел Сергей Наместников и доложил, что связь с базой установлена, погода у них пока держится, но начала портиться и там. Просят ускорить прибытие. Запасным аэродромом, на случай закрытия, дают Рязань. Решение не выбрасывать десант считают правильным.
— А вы ворчали против «заначки». Дойдем и до Рязани, горючего вполне хватит! — победоносно поглядывая на нас, заявил Кекушев.
— Зачем нам Рязань? Сядем на базе. Побереги свою «заначку», чиф, до следующего полета, — ответил ему Орлов.
И вдруг нижние слои облаков под самолетом осветились, и кругом замелькали огненные шары.
— А-а, черт! Никак нащупали?! — крикнул Орлов и резко бросил машину на снижение.
— Давай левее, Юра, и ниже! Здесь у них базируются истребители. Наткнулись на заградительный огонь! — Не успел я договорить, как ослепительная огненная вспышка перед носом самолета полоснула по глазам, и в кабине резко запахло бензином и чем–то острым и ядовитым.
— Горим? Вот тебе, Коля, и твоя «заначка»! — с какой–то отрешенностью сказал Орлов, внимательно наблюдая за приборами моторной группы.
— Очагов пожара нет! Но вдарил явно по бензобакам! Из–под крыльев так и садит горючее. Если не вспыхнет от выхлопного огня — минут через десять все вытечет, — спокойно доложил Кекушев.
— До линии фронта тридцать километров, — сказал я. — Возьми курс сто десять, командир. Это кратчайшее расстояние, и не снижайся ниже пятисот метров. Оставь гарантийную высоту на случай, если загоримся, придется прыгать.
— К немцам? — насмешливо взглянув на меня, ответил Орлов.
— Под нами лес! А нас восемь мужиков, да и девушка! Это же сила!
— Как там десантники? — спросил Орлов.
— Удивительно спокойны. Говорят, лишь бы был лес, а там все будет в порядке. Они знают, где партизанские отряды, — ответил Кекушев.
Выскочив из–под огня, мы готовились к наихудшему — покинуть самолет, но где–то в глубине таилась надежда дотянуть до своей территории. Сергей сообщил по радио о нашей возможной вынужденной посадке на базу, указав курс В предполагаемое время пересечения линии фронта. Я включил радиокомпас, стрелка прибора начала беспорядочно крутиться по циферблату.
— Что такое? Почему радиокомпас не дает отсчета направления радиостанции? — спросил меня Орлов.
— Похоже, что перебита антенна. Орлов промолчал, потом сказал:
— Вряд ли радиокомпас нам потребуется, на бензочасах одни нули и давление бензина падает…
Не успел он договорить, как правый мотор захлопал и встал.
— Во флюгер! — дал команду Орлов.
Кекушев перевел винт правого мотора во флюгер, чтобы уменьшить сопротивление, но тут же начались перебои и левого мотора.