Леденцовые туфельки

Харрис Джоанн

— Тебе не стоило так затруднять себя, Зози.

— Глупости какие! Мне даже приятно. — Она внимательно на меня посмотрела. — Что-то случилось?

— Ах, это все Тьерри! — Я попыталась улыбнуться. — Он в последнее время ведет себя как-то странно.

Она пожала плечами.

— Ничего удивительного. У тебя же все идет хорошо. Торговля, можно сказать, процветает. Наконец-то и тебе улыбнулась удача.

Я нахмурилась и спросила:

— Что ты хочешь этим сказать?

— Я хочу сказать, — терпеливо объяснила Зози, — что Тьерри по-прежнему жаждет быть для тебя

Санта-Клаусом, Принцем Очарование и Добрым Королем Венцеславом — все в одном флаконе. Все это было довольно мило, пока ты сражалась с жизнью: он угощал тебя обедами, одевал тебя, осыпал подарками, но теперь ты стала совсем другой. Тебя больше не нужно спасать. У него отняли любимую игрушку, его куколку Золушку, и вместо нее перед ним оказалась настоящая, живая молодая женщина, и он попросту не знает, как себя с ней вести.

— Неправда, Тьерри не такой, — возразила я.

— Да неужели?

— Ну... — Я улыбнулась. — Может, ты отчасти и права...

Она засмеялась, а потом и я вместе с нею, хотя душа моя была охвачена странным чувством. Зози, разумеется, весьма наблюдательна. Но почему же я сама до сих пор всего этого не замечала?

А она между тем открыла свою коробку и предложила:

— Может быть, тебе сегодня немного отдохнуть? Приляг. Поиграй с Розетт. И ни о чем не беспокойся. А если он придет, я тебя позову.

Это меня удивило.

— Если кто придет? — спросила я.

— Ой, ну, Вианн...

— Не называй меня так!

Она усмехнулась.

— Разумеется, я говорю о Ру. А кого, по-твоему, я еще могла иметь в виду? Папу Римского?

Я тоже невольно усмехнулась.

— Нет, сегодня он не придет.

— И почему ж ты так в этом уверена?

И я рассказала ей о том, что Тьерри сказал насчет своей квартиры и того, как решительно он настроен переселить нас в эту квартиру уже к Рождеству, и о билетах на самолет до Нью-Йорка я ей тоже рассказала, и о том, что он предложил Ру заняться его квартирой...

Зози удивленно на меня воззрилась.

— Правда предложил? — переспросила она. — Ну, если Ру согласится, значит, ему действительно деньги нужны. Я даже представить себе не могу, чтобы он сделал это только из любви к тебе.

Я покачала головой и вздохнула:

— Господи, какой кошмар! Почему он заранее не сообщил о своем приезде? Я бы все уладила, и все было бы по-другому. По крайней мере, я была бы подготовлена...

Зози присела за стол.

— Это ведь он — отец Розетт, верно?

Я не ответила и отвернулась, чтобы включить духовку. Я собиралась испечь партию имбирных пряников, какие обычно вешают на елку, — позолоченных, покрытых твердой «морозной» глазурью, с бантиком из цветной ленточки...

— Впрочем, дело твое, — продолжала Зози. — Анни об этом знает?

Я покачала головой.

— А кто-нибудь знает? Хоть Ру-то знает?

Силы вдруг совершенно покинули меня, я плюхнулась в ближайшее кресло, словно своими словами Зози подрезала мне сухожилия, в голове была полнейшая неразбериха; мне казалось, что я не только сил, но и голоса лишилась, что я просто с места сдвинуться не могу...

— Я не могу сказать

ему об этом сейчас, — прошептала я.

— Ну так он ведь не дурак. Сам обо всем догадается...

Я молча покачала головой. Впервые я была благодарна судьбе за то, что Розетт не такая, как другие дети, — что в свои почти четыре года она и выглядит, и ведет себя как ребенок двух, от силы трех лет, а значит, вряд ли Ру поверит в невозможное...

— Слишком поздно, — сказала я. — Четыре года назад — да, возможно... но только не сейчас.

— Почему? Вы поссорились?

Она прямо как Анук. И я с удивлением поняла, что пытаюсь и ей тоже объяснить, что все не так просто, что дома нужно строить из камня, потому что, когда с воем налетает тот ветер, только крепкие каменные стены могут помешать ему унести нас прочь...

«К чему притворяться? — слышу я в ушах голос Ру. — Что заставляет тебя стараться соответствовать этим людям? Неужели они какие-то особенные, что ты так стремишься во всем быть на них похожей?»

— Нет, мы не ссорились, — сказала я. — Мы просто... разошлись в разные стороны.

Внезапный, поразительный образ возник перед моим внутренним взором — тот крысолов со своей флейтой, уводящий за собой всех детей Гаммельна, всех, кроме одного хроменького мальчика, которому было за ними не угнаться, вот он и остался по эту сторону, когда всех остальных поглотила гора...

— А как же быть с Тьерри? — спросила Зози.

Хороший вопрос, подумала я. А что, если он что-то подозревает? Тьерри ведь тоже далеко не дурак, хоть ему и свойственна некая душевная слепота, связанная то ли с излишней самоуверенностью, то ли с чрезмерной доверчивостью, то ли с тем и с другим. И все-таки к Ру он относится с явным подозрением. Вчера вечером я заметила и оценивающий взгляд, и инстинктивную неприязнь солидного столичного жителя к какому-то бродяге, цыгану, вечному страннику...

Ты сама выбираешь себе семью, Вианн.

— Впрочем, ты, я полагаю, свой выбор уже сделала, — сказала Зози.

— И не сомневаюсь, что мой выбор правильный. Уверена в этом.

Но я чувствовала, что она моим словам не поверила. Будто видела, как мои сомнения кружатся в воздухе над моей головой, словно ком сахарной ваты, который надевают на палочку. Но ведь существует так много разновидностей любви! И если горячая, эгоистичная, сердитая любовь давно уже сама себя сожгла бы дотла, то, слава всем богам на свете, существуют еще и такие мужчины, как Тьерри: надежные, лишенные воображения, считающие, что страсть — это просто слою такое, взятое из книжек, как «магия» или «приключение».

Зози по-прежнему смотрела на меня с той же терпеливой полуулыбкой, словно ожидая, что я скажу что-нибудь еще. Но я так ничего и не сказала, и она, пожав плечами, протянула мне блюдо с mendiants. Она делает их в точности по моему рецепту: хрупкий, тонкий слой шоколада, чтобы его вкус не перебивал всего остального, но все же чувствовался, щедрое количество крупного изюма, орехи, миндаль, засахаренные лепестки фиалок и роз.

— Попробуй-ка один, — предложила она. — Интересно, понравится тебе?