Леди Артур

Осипов Игорь Валерьевич

Кричали и те, что волокли тощего Джека к фургону…

* * *

— Думай, Юра, думай, — пробормотал я вслух мантру дня, глядя на женщин, тащивших испуганного писца-соколятника к моему фургону. Было бы поспокойнее — посмеялся бы, так как сей момент походил на эпизод из очень старой комедии «Человек с бульвара Капуцинов» — именно тот, где горожанки несли кинооператора и кричали: «Фильму! Фильму! Фильму!». Только вопли сейчас были другими: «Ничё тебе не будет, матки нет, не отвалится. А на стручок проклятия не было!»

Однако

ситуация оставалась далека от комедийной. Впрочем… Ему, конечно, ничего не сделается. Но и тяжёлые ящики тощий, как подросток, писец в одиночку не сдвинет. Значит, нужно придумать нечто другое.

— Думай, — повторил я, а потом повернулся и побежал к палатке, где спрятался от всего мира в своей печали Андрей. Сам лейтенант мне был не нужен. Я шёл за другим.

Обернувшись разок на орущую во всё горло убивицу, привязанную к длинной жердтне и похожую на смартфон, нанизанный на селфи-палку, пересёк поляну. Когда распахнул вход в палатку, в нос ударил запах спиртного, а тоскливый Андрюха обнаружился сидящим в обнимку с бутылкой какого-то пойла.

— Что вам всем надо? — буркнул он и поднял с пола кружку, но пошатнулся.

— Вот блин, — выругался я. — Когда успел-то?

— Какая разница? Вот какая вам всем разница! — подался вперёд лейтенант, а из накренившееся бутылки зелье полилось на пол. Я шевельнул губами, едва воздерживаясь от грубых словесных конструкций: запах пойла теперь нескоро выветрится, а ночевать, как в жилье алкашей, я совсем не горел желанием.

При этом взгляд у лейтенанта остался цепким и осмысленным. Специально строит из себя нажравшегося, чтоб отстали все.

— Да мне без разницы. Где мой фонарик?

— Откуда я знаю, где твой… как он на местном говорится? Пута линтерна? Ага? Не знаю, где этот долбаный фонарик.

— Не выражайся, если не знаешь правильных слов, — покачал я головой и начал рыться в вещах, сложенных у одной их стенок в кучку. Этот алкаш всё вывалил из сумки.

— А что не так? Путана — долбанная девка, шлюха. А пута линтерна — долбаный во все дырки фонарик, — ехидно отозвался Андрей.

Я не стал поправлять лейтенанта, потому что он говорил правильно. Где этот долбанный фонарик? Искомый предмет не находился, а без него сложно было бы спасти писца от сорванной спины и организовать работы с приборами.

— Да матрэ миа! — выругался я. Причём слово «да» — по-русски, а остальное на местном. Фонарик так и не нашёлся несмотря на то, что я всё переворошил. — Ладно, запасной вариант.

Выскочив из душной, провонявшей разлитым спиртным палатки, я направился к своему фургону. Там писца уже затолкали под тент и орали, чтоб он доставал халумарское колдунство.

— Пропустите! Дайте пройти! — орал я, пытаясь сунуться между беснующимися женщинами, но тщетно. Меня не слушали. — Дайте пройду!

Попытка поднырнуть на четвереньках тоже

не увенчалась успехом: едва отскочил, чтоб ненароком в челюсть коленом не заехали.

— Да мать вашу! Дайте пройти! — вцепился я в рукав какой-то солдатке, но и это не возымело успеха. Хотелось уже плюнуть и придумать что-то другое, но в это время рядом раздался зычный девичий голос.

— Кому сказано, разойдись! — загремела над ухом Глория и начала хватать солдаток за шиворот и раздавать тумаки. Шум толпы сменился треском ткани и воплями пострадавших. Вскоре проход оказался расчищен, а меня подхватили за шкирку и поставили на подножку фургона. Необычное ощущение, однако.

Вцепившись в бортик, я обернулся и поглядел на красующуюся синяком на скуле девушку.

— Тебя же Урсула связала, — произнёс я нахмурившись.

— Что? Мамка? Да мамка, кроме мешков с добычей, ничего завязывать не умеет. Я на два счёта выпуталась, — улыбнулась Глория, которую так и подмывало обозвать терминаторшей весьма приятной наружности. Ну, если не считать немного великоватый нос с римской горбинкой и крупную челюсть. Массивную, точь-в-точь как у женской версии железного Арни.

— А где сейчас Урсула?

— У лекарши, ушиб с руки сводит, — ухмыльнулась девушка и похлопала по поддоспешнику. — Добротно зачарованная одёжа. Так мягкая, а если ударить, то твёрдая, как камень.

Я тоже ухмыльнулся. Несмотря на стилизацию под средневековую стёганку, материал дублета представлял собой сочетание кевлара и ячеек из неньютоновской жидкости, так называемой жидкой брони, прекрасно гасящей удары дробящим оружием и распределяющей нагрузку при смятии кирасы. Всё же на защите телохранительницы Клэр наши не экономили. Жаль, пулю или колющее не сдержит.

— Да, хорошая, — ответил я и нырнул через бортик в фургон. Там на меня сразу же уставились Лукреция, Клэр и писец — Джек, кажется.

— Юрий, скажи ей, — сразу показала пальцем на Лукрецию графиня. — Она не хочет зачарованный меч отдавать!

— Юрий, объясни, что за меч? — одновременно с ней выпалила волшебница. И только писец забился в уголок, как мышь в нору.

— Одну секунду, — ответил я. Но на самом деле мне было сейчас не до ответов. — Где она может быть? — вслух пробормотал я.

— Кто? — в один голос спросили женщины.

— Волшебная лампа.

Я отодвинул один ящик, а потом другой.

— Так. Провода, запчасти, дрель, болты с гайками, аптечка. Да блин, где она?

Я по очереди открывал ящики под скамейкой, ползая на четвереньках, и даже не заметил, как чуть не залез под подол платья волшебницы, но схватившись за ткань, услышал «Кхе, кхе», а подняв глаза, увидел рассерженный взгляд.

— Там точно нет твоей лампы. Там давно уже ничего не было, — пробурчала магесса, вогнав меня в краску двусмысленностью своей реплики.