Леди, будте плохой
Шрифт:
– А тебя влечет к нему, да? – спросила Пенелопа, ее голубые глаза блестели. Она безгранично наслаждалась растерянностью Грейс. Ее очень радовало, что чопорную вдову епископа возбудил мужчина, хоть какой-то мужчина. Грейс вздохнула.
– В этом-то все и дело, конечно. Да, Боже помоги мне, меня влечет к нему. И ты права, Вильгельмина, насчет оправданий. Я не думала об этом раньше, но мне кажется, именно это я и делаю. Я была в таком смятении, что меня тянет к мужчине, настолько противоречащему всему, перед чем я преклонялась. Рочдейл дразнил меня из-за этого, говорил, что я связала
– Пришла пора развязать их, дорогая, – сказала Вильгельмина. – Позволь себе тянуться к нему. Даже позволь себе увлечься им, теперь, когда ты знаешь о нем чуть больше. Только помни, что я говорила тебе раньше. Будь осторожна с ним. Он все еще закоренелый негодяй и может разбить тебе сердце.
– Все-таки есть надежда, что он начинает исправляться, – сказала Пенелопа. – Мужчины такого сорта не ухаживают за женщинами так, как он ухаживает за Грейс. Он просто манит пальцем, и женщины, бегут за ним. Но на этот раз он активно преследует. Странно, правда? Полагаю, ты действительно нравишься ему, Грейс.
– Достаточно сильно, чтобы пожертвовать внушительную сумму нашему фонду, – сказала Беатрис.
– Ты тоже так думаешь? – спросила Грейс. – Хотя я с благодарностью приму его пожертвование, мне все еще кажется, что щедрость – это всего лишь уловка, чтобы произвести на меня впечатление. Я не понимаю почему, но думаю, что именно этого он и добивался.
– Потому что он желает тебя, разумеется, – с набитым ртом произнесла Пенелопа. Потом проглотила и добавила: – Ты красивая женщина, Грейс. О, я помню, как ты выглядела на бале-маскараде. Боже мой, неудивительно, что он потрясен. В тот вечер ты выглядела просто сногсшибательно.
– Это точно, – согласилась Марианна, ее карие глаза горели озорством. – И я раскрою тебе маленький секрет. Когда Адам увидел Рочдейла танцующим с тобой, то пошутил, что ты, должно быть, оделась так, чтобы угодить Рочдейлу. Он рассказал мне, что Рочдейл особенно любит длинные светлые волосы. Сказал, что они сводят его с ума. Так что вот тебе ответ. Нет ничего таинственного в интересе Рочдейла. Его возбуждают твои волосы.
Смех всех пяти подруг наполнил гостиную. «Какая глупость, – подумала Грейс, – разве мужчина может быть так влюблен в волосы».
«Я мечтаю увидеть ваши волосы распущенными, как тогда на балу, мечтаю окутывать себя их золотым сиянием, лаская вас».
– Вы, дамы, дурно влияете на меня, – сказала она. – Вы заставляете меня верить, что моя распутная реакция на Рочдейла совершенно естественна, а ведь в моем сердце я знаю, что это грешно. Моя падчерица была вынуждена напомнить мне, что мое поведение плохо отражается на памяти ее отца. А она знала только о том, что я танцевала с Рочдейлом и разговаривала с ним на террасе Донкастер-Хауса. Мне страшно даже подумать, что бы она сказала, если бы знала обо всем, что было между нами.
– Моя дорогая девочка, – нахмурившись, сказала Вильгельмина, – я понимаю, что леди Бамфриз – дочь твоего покойного мужа, но возьму на себя смелость сказать, что она надутая старая кошка. Как смеет она обвинять тебя в осквернении памяти епископа? Есть ли способ лучше доказать почтение его памяти, чем организация фонда вдов и постройка
– Да, однако она не одобряет этот проект. Думаю, она предпочла бы сама издавать проповеди отца.
– Даже если и так, – продолжила Вильгельмина, – я не понимаю, как она может обвинять тебя в осквернении его памяти. Даже если бы ты среди бела дня танцевала голой на Сент-Джеймс-стрит, это не испортило бы все, что ты сделала, будучи его вдовой. То, что ты сделала и делаешь, в тысячи раз ценнее, чем все, что сделала она, будучи его дочерью.
Грейс захотелось обнять ее. Вильгельмина была такой хорошей и доброй, и Грейс гордилась, что может называть ее подругой. Когда епископ был жив, он не позволял Грейс общаться с герцогиней. Он презирал женщин, которые не подчинялись правилам света, как это делала Вильгельмина. Между прочим, Грейс всего несколько дней назад нашла одну из проповедей своего мужа, в которой он предупреждал, что нельзя позволять своим женам и дочерям свободно общаться с падшими женщинами, «дабы они не отравили целомудренные, но хрупкие души, вверенные нашей заботе».
Возможно, ей следует исключить эту проповедь из собрания.
– Вильгельмина права, как всегда, – сказала Пенелопа. – Не позволяй этой кислой физиономии учить тебя, как прожить жизнь. Ты вдова епископа, а не его жена. Что ты делаешь сейчас, после его смерти, это твое личное дело.
– Особенно то, что ты делаешь в частной жизни, – добавила Марианна.
– Епископ умер, – сказала Вильгельмина. – Не позволяй себе верить, что его дочь говорит от его имени. Я серьезно сомневаюсь, что он прилетает к ней в ночи на ангельских крыльях, чтобы сказать, что ты ведешь себя недостойно звания его вдовы. А если он и является, то думаю, говорит ей, как гордится тобой и всей той благотворительной работой, которую ты делаешь.
Второй раз за этот день Грейс почувствовала подступившие жгучие слезы. Она быстро заморгала в надежде, что не поставит себя в неловкое положение перед этими чудесными дамами, которые ехали для нее такими хорошими и верными подругами.
Пенелопа встала и подняла чашку:
– Давайте выпьем за освобождение Грейс Марлоу. Пусть она всегда будет самостоятельной женщиной и перестанет связывать себя чьими-то ожиданиями, живой это человек или мертвый.
Они все встали, и лучшие чашки Грейс из ворчестерского фарфора мелодично зазвенели, когда подруги чокнулись ими.
Глава 10
Он в третий раз проехал в своей коляске мимо Марлоу-Хауса. Его терпеливый слуга наверняка думает, что хозяин сошел с ума. Каждый раз, приближаясь к дому, Рочдейл притормаживал, потом передумывал и проезжал мимо, потом снова передумывал и решал, что все-таки войдет в дом, а потом опять проезжал мимо. Чувствуя себя полным идиотом, он доехал до конца дороги и еще раз развернул лошадей. На этот раз он сделает это. Он остановится и войдет внутрь.
Грейс там не было – он знал, что она встречается с банкиром «Куттс и K°», – так что не получится использовать еще один визит в Челси как очередную попытку произвести на нее впечатление.