Леди Джейн
Шрифт:
Наконец мебель и другие вещи были внесены в дом. Оставались два больших сундука, которые пришлось не без усилия втаскивать через входную дверь.
Как только фургон разгрузили и он уехал, дверь захлопнули и заперли изнутри. Все зрители разошлись, но Пепси со своего наблюдательного пункта продолжала следить за передвижениями приезжих в доме. Она видела, как Эдраст вышел со двора, неся в руках корзину, и решила, что он пошел на базар. Она видела, как дама в черном навешивала кружевные занавески на одно окно, и тотчас уверила себя, что приезжие устраивают себе гостиную. Одна штора была поднята до позднего вечера, а другую так и не подняли.
Наступил вечер. Пепси забыла о своих конфетах, но мать не побранила ее, и даже Мышке не досталось. Маделон
Но вот поднялась штора в правом окне; как раз посреди стекла вывесили курьезное объявление. В рамку был вставлен кусок белого картона, на котором было неграмотно написано красными чернилами:
ТОНКОЕ МЫТЬЕ ЗДЕСЬ ДЕЛАЕТСЯ,
И ЗАКАЗЫ ВСЕХ СОРТОВ
Прочитав это объявление, Пепси успела рассмотреть, что внутри комнаты стояли столы, заваленные кусками кружев и кисеи, картонками, грудами детских нарядных платьиц, фартучков, дамских воротничков, манжеток и носовых платков. Ближе к окну придвинули длинный стол, на котором по порядку разложили бумажные катушки для швейной машины, пуговицы всевозможных размеров, тесемки, мотки шерсти, свертки лент, — словом, хороший запас мелкого товара, необходимого для женского туалета.
Приводя в порядок весь свой товар, дама в черной юбке и свежей белой кофточке довольно осматривалась, стараясь придать комнате еще более нарядный вид. Ей оставалось ждать заказчиков, которые не замедлят явиться.
Только теперь, впервые после смерти молодой вдовы, мадам Жозен вздохнула свободно и почувствовала, что стоит, наконец, на твердых ногах. Все устроилось именно так, как предсказал Эдраст: молодая мать покоилась в склепе, а ее дочь была слишком мала, чтобы сообщить какие-нибудь сведения о своей семье; она не помнила даже ни имени, ни фамилии родителей, потому что после тяжелого тифа память сильно изменила ей, и она ничего не могла рассказать о своей прежней жизни. Девочка была до того слаба и апатична, что ее ничто не интересовало, кроме голубой цапли, с которой она никогда не расставалась. Сознавала ли она свою страшную потерю, горевала ли о матери — мадам Жозен не могла понять. В первые дни по выздоровлении она беспрестанно звала мать и плакала. Боясь, чтобы ребенок вторично не занемог, Жозен, нежно лаская малютку, принималась уверять ее, что мама уехала куда-то ненадолго и оставила ее с тетей Полиной, велела ей быть умницей, слушаться и любить тетю, пока мама не вернется.
Леди Джейн слегка отталкивала от себя Жозен, пристально и как будто строго всматривалась в улыбающееся лицо хозяйки, но ничего не отвечала. Девочка вовсе не забыла прошлого, как это воображала Жозен, и не верила ни одному ее слову, но и сама она ясно не представляла, что с ней творится. Сомневалась ли она в выдуманной истории или тосковала — никто не мог угадать этого. Она оставалась невозмутимо спокойной и послушной. Смеяться она отвыкла и редко плакала. Никому в доме девочка не мешала и, казалось, не замечала всего того, что вокруг нее происходило. Убитая горем и недавней болезнью, прежде веселая и остроумная, малышка точно переродилась.
Глава 6 ЛЕДИ ДЖЕЙН НАХОДИТ ДРУГА
Первое время мадам Жозен настаивала, чтобы имущество умершей женщины оставалось неприкосновенным, по крайней мере, еще несколько недель.
— Мы должны выждать немного, — уговаривала она чересчур торопливого и горячего Эдраста. — Кто знает, а вдруг ее хватятся и начнут разыскивать? Нас могут привлечь к ответственности, если откроется, что больная остановилась у нас и умерла в нашем доме. Нас, пожалуй, заподозрят в грабеже. Если же мы не вскроем
Эти доводы матери сильно повлияли на Эдраста, не отличавшегося порядочностью. Он смертельно боялся попасться в когти правосудия, помня о судьбе отца.
Если бы мать и сын обратили внимание на странное объявление в местной газете за подписью «Голубая цапля», они не были бы так спокойны. Но они редко заглядывали в газеты.
Прошло шесть недель. Жозены решили, что опасность миновала. Они начали с того, что переселились в самую отдаленную часть города и там, на улице Добрых Детей, сняли удобный дом. Мадам Жозен очень соблазняла мысль отдохнуть от всякой работы и пожить барыней. Но она понимала, что, устроившись так, возбудит подозрение. Каждый невольно спросит себя: с чего она так разбогатела? И потому она решила продолжать заниматься чисткой кружев по-прежнему и завести также небольшой магазин галантерейных товаров. Все-таки кое-что перепадет в карман, а в то же время такое скромное заведение добавит ей респектабельности.
Между вещами, принадлежавшими покойной, находился бумажник с двумястами долларами, скрытый мадам Жозен от своего сына. Из денег, оставленных ею в дорожном мешке, о которых знал Эдраст, она покрыла все расходы на скромные похороны, заплатила доктору и оставила немного на всякий случай. В мешке оказались различные вещи, кружева, вышивки и, наконец, хорошее белье, платья и другие предметы женского туалета. В одном из чемоданов оказалась шкатулка, туго набитая письмами на английском языке. Из этих писем мадам Жозен, конечно, могла бы узнать все нужное об умершей леди и ее дочери, но беда была в том, что она плохо читала писаное, особенно на чужом языке. Показать кому-нибудь их она боялась и потому все откладывала свое намерение рассмотреть эти письма. Раз как-то вечером она ушла со двора. Милый ее сынок, не говоря ни слова, сжег письма в печке. Когда та нашла кучу пепла, она все поняла.
— Что мне теперь делать? — рассуждала Жозен. — Может быть, это к счастью, а может быть, и наоборот.
Она успокаивала себя:
— Если у меня на плечах осталась девочка-сирота, не отсылать же ее в приют, как сделали бы другие! Нет, я ее буду беречь, лелеять, воспитывать, заботиться о ней, как о собственном ребенке.
На этом основании мадам Жозен и хотела поскорее распорядиться имуществом девочки-сироты и ее матери. А главное, плутоватая женщина палец о палец не ударила, чтобы разыскать родных или знакомых покойной и удостовериться в ее личности. Из одежды леди Джейн она выбрала все, что попроще и попрочнее для ежедневной носки. Платьица с кружевами, вышивками и лентами она отложила в сторону, рассчитывая продать их как можно выгоднее, если представится случай. Для себя она отобрала из одежды те платья и вещи, которые при всей своей прочности и элегантности не бросались в глаза; хорошее белье, дорогие кружева и другие предметы туалета послужили ей отличным материалом для выставки в своем магазине.
Несмотря на свою дерзость, Жозен не была спокойна, когда начала развешивать и раскладывать в своем магазине все эти хорошенькие вещи из чужих сундуков. Что если леди Джейн узнает платья и вещи своей матери и спросит ее об этом? Мадам Жозен бросало в жар и холод при мысли, что завтра утром девочка увидит убранную как следует модную лавочку.
Наконец утро наступило. Леди Джейн встала с постели и вышла бледная, с припухшими глазами, небрежно одетая, кое-как причесанная — это было живое олицетворение печального, заброшенного ребенка. Неся на руках свою любимицу цаплю, девочка направилась к боковой двери, ведущей в палисадник, и даже не заглянула в соседнюю комнату. А между тем Жозен давно поджидала ее на пороге. Видя, что ошиблась в расчетах, она вспылила и нетерпеливо крикнула: