Леди и лорд

Джонсон Сьюзен

— Это была бы последняя вещь, которую я бы ожидал от тебя.

Джонни не лукавил. Ему и впрямь больше нравились волевые женщины, а повиновение являлось для него лишь частью любовной игры. И пока Элизабет размышляла над тем, можно ли ему верить или нет, пока раздумывала, может ли вообще ее горячее желание уживаться с какими бы то ни было принципами, Джонни проговорил:

— Здесь ты устанавливаешь правила.

— Ну что ж… возможно, я погорячилась, — полушепотом сказала она, подумав, что мужчины все же отличаются друг от друга и нельзя их стричь под одну гребенку.

— Ты

просто устала. — По лицу Джонни блуждала рассеянная улыбка. — Впрочем, я сегодня тоже вытащил Монро из постели очень-очень рано. Это было долгое путешествие.

— Думаешь, я воспринимаю все слишком серьезно? — с улыбкой спросила Элизабет.

Джонни неопределенно пожал плечами и понурил голову.

— Война — это серьезно. Честь нации — это тоже серьезно. Серьезно — когда голод, когда умирают люди… А это нельзя не воспринимать слишком серьезно.

На некоторое время воцарилась тишина, нарушаемая лишь беззаботным щебетанием птиц. Отделенные от всего остального мира непроходимой стеной кустарника и высоченных сосен, они находились на этой лужайке втроем: мужчина, женщина и их трепетная страсть.

В данный момент Джонни не домогался ее, но он се хотел, и для Элизабет это было очевидно. После нескольких секунд раздумий она протянула к нему руку и, улыбнувшись, сказала:

— Ну же, сделай меня счастливой!

Джонни приблизился к ней так же быстро, как и улизнул несколькими секундами раньше. Элизабет окутал его аромат, на лице Джонни расцвела его особенная волшебная улыбка, и, когда он заговорил, в его голосе вновь зазвучали так хорошо знакомые ей насмешливые нотки:

— А теперь, когда мы закончили наш маленький диспут, заказывайте любое фирменное блюдо, мадам.

— Я знаю все ваши фирменные блюда, Равенсби, — ответила Элизабет, смерив его оценивающим взглядом.

— Э-э-э… Ну, в таком случае, — нимало не стесняясь, промурлыкал он, — я надеюсь, леди Грэм не станет возражать, если для начала я ее раздену? Вы сами сказали, что в нашем распоряжении — целый день, и я думаю, мы должны использовать его наиболее рационально…

Элизабет сидела, скрестив ноги. Ее желтое платье задралось, золотистые волосы были растрепаны, а щеки раскраснелись.

— Ты, наверное, полагаешь, что я была бы дурой, если бы сказала «нет»? — игриво спросила она.

Он только кивнул и улыбнулся.

— Высокомерный нахал!

— Высокомерный? Подумай о том, сколько времени я охотился за тобой. Вряд ли это можно назвать высокомерием.

— Но, по крайней мере, твоя честность очаровательна.

— У меня есть еще несколько очаровательных достоинств, и я готов полностью предоставить их в твое распоряжение.

— И выработал ты их, без сомнения, в будуарах многочисленных женщин.

— Нет, я культивировал их, думая только о твоих интересах, и ни о чем больше.

— Врун!

— Я предпочитаю слово «дипломат».

Взгляд Элизабет неспешно скользил по телу Джонни и остановился, дойдя до его расстегнутого гульфика.

— А я предпочитаю, чтобы твой великолепный прибор как можно скорее оказался внутри меня.

Джонни посмотрел вниз.

— Ну что ж, — ответил он с лучезарной улыбкой. —

Желание дамы — закон для джентльмена.

Процедура раздевания Элизабет заняла уйму времени, поскольку Джонни расстегивал, развязывал и отшпиливал каждый предмет ее туалета с величайшим тщанием. Она помогала ему, а он — ей, они смеялись, хихикали и обменивались поцелуями, прикасались друг к другу, и, прежде чем обоих наконец захлестнули волны оргазма, Элизабет Грэм поняла, что неспешная любовная игра может дарить не меньшее наслаждение, чем исступленная страсть.

— Ты просто прекрасен, — сказала она позже, когда, поджав по-турецки ноги, они сидели друг напротив друга, лучась от счастья.

Джонни обнял Элизабет и крепко прижал к своей груди.

— Мы оба хороши, — поправил он ее. Уж кто-кто, а лэйрд Равенсби лучше многих других разбирался в науке доставлять наслаждение. Их тела являли собой яркий контраст — белоснежные и утонченно стройные формы Элизабет и бронзовая кожа Джонни, которая бугрилась могучими мускулами. Джонни лениво протянул руку к изголовью их травяной «постели» и, сорвав маргаритку, засунул ее за ухо возлюбленной.

— Поздравляю с двадцать девятым июля, Элизабет Грэм, — прошептал он, мечтая только о том, чтобы можно было остаться на этой отрезанной от всего остального мира полянке до скончания века.

Наклонившись назад так далеко, что Джонни пришлось ее держать, Элизабет также сорвала маргаритку и, в свою очередь, закрепила цветок между его черными вьющимися локонами, а затем проговорила тихим от страсти голосом:

— Ты подарил мне счастье, Джонни Кэрр.

«Удовлетворение» — слишком тусклое слово для того, чтобы описать чувства, которые испытывала Элизабет. Впервые в жизни она познала подлинное наслаждение и теперь пила его, смакуя каждый глоток. Она поглядела на Джонни, и лицо ее осветилось улыбкой.

— Ты должен всегда носить маргаритку в волосах.

«Наверное, именно так выглядят сатиры», — подумала она. И впрямь, Джонни сейчас был похож на мифическое существо, созданное для чувственной любви, — сама красота и сила.

— Если ты этого хочешь, я готов, — ответил он. В этот момент он действительно был готов абсолютно на все.

От продолжительных любовных игр их тела были объяты жаром, и время от времени с его лба падали капли пота.

— Ты весь горишь, — прошептала Элизабет. Прикоснувшись к его лбу, она стерла кончиком пальца одну соленую капельку и попробовала ее на вкус. В этот момент ее переполняло чувство гордости оттого, что хотя бы сейчас этот мужчина целиком и полностью принадлежит ей.

Вместо ответа Джонни зарылся лицом в ее волосы и с наслаждением вдыхал их тонкий аромат. Находясь рядом с ней, он чувствовал постоянное желание. И, словно услышав его мысли, Элизабет поцеловала его и проговорила срывающимся шепотом:

— Ты не возражаешь?.. Я чувствую… Я…

— Не возражаю против чего? — игриво переспросил он.

— Я снова хочу тебя.

— Опять? — Горячий шепот Джонни обжигал ее губы.

— Извини, но это так… — выдохнула Элизабет и провела языком по его верхней губе. — Может быть, ты что-нибудь придумаешь?