Леди и наследство
Шрифт:
А уж о моей цыганской прабабке отец знает наверняка…
— Ты что-то бледновата сегодня, дорогая, — посмотрела на меня матушка, которая, разумеется, неладное почувствовала и безо всякого колдовства. В этом она была непревзойденным мастером. — Что случилось?
Я покачала головой и с чуть натянутой улыбкой ответил:
— Ничего, что могло бы тебя взволновать, мама. Просто устала немного.
Были вещи, которые мы со Вторым попросту не могли рассказать нашей матери, потому что… ну в чем смысл беспокоить ее, если справиться с колдунами и ведьмами нашей маме просто не под силу? О нет, о таких вещах мы рассказывали всегда
— Дорогой? — уставилась матушка на отца с откровенным подозрением.
Папа хранил полнейшую невозмутимость, которая, предполагаю, давалась ему нелегко. Жене лорд Николас Дарроу врать не любил, но в ситуации, подобной этой, говорить правду не спешил. Он любил супругу искренне, в этом не сомневалась ни сама мама, ни мы с братом и сестрой, именно поэтому папа и не спешил посвящать супругу в ту часть жизни семьи, которая касалась магии и колдовства.
— Что такое, милая? — уточнил с невозмутимым видом отец, поднимая на маму спокойный расслабленный взгляд.
Матушка поджала губы и отложила в сторону вилку.
— Дорогой, мне кажется, тебе стоит быть со мной пооткровенней. Или ты намереваешься сказать, что происходящее с нашими детьми меня не касается?
В голосе матушки проскользнули достаточно опасные нотки, которые могли предвещать большие неприятности для нашего всемогущего отца. Пусть матушка и не была колдуньей, однако же обладала той сакральную властью, которую обычно получают любимые жены над своими супругами.
Отец дрогнул, однако устоял.
— Я предельно откровенен с вами, моя милая, — произнес он и скупо улыбнулся, впрочем тут не было совершенно ничего странного, не в его обычае демонстрировать эмоции, и это свойство передалось и мне.
— Я уже не так слепа и доверчива, как до нашей свадьбы, — упорствовала в своем стремлении к правде мама, буравя взглядом сидящего на противоположном конце стола отца. Кажется, после ужина кому-то грозит полноценный допрос, даром, что обычно именно папе приходится добиваться правды от врагов короны.
— Драгоценная моя, будь вы слепы и доверчивы до нашей свадьбы, я бы не стал на вас жениться, так что не стоит преуменьшать свои неоспоримые достоинства, — принялся улещивать любимую супругу папа. Он терпеть не мог ее обманывать, однако расстраивать терпеть не мог еще больше. — Вам совершенно не о чем волноваться, Кэтрин. Откуда эти странные фантазии?
Матушка обвела по очереди взглядом всех членов нашей семьи и изрекла:
— Сердцем чувствую. Материнским.
Пресловутое материнское сердце помогало подмечать спрятанные разбитые коленки, ссоры между нами, которые пусть и были редкостью, а все же случались, мелкие шалости и те опасности, которые неизбежны, если ступаешь на поприще колдовства. Мы, дети, старательно прятали все неприглядное или хотя бы опасное, что происходило в нашей жизни от матери… с огромным искусство прятали, что признавал и отец, и няня Шарлотта, но мама все равно что-то замечала, делала выводы, а после задавала вопросы, на которые нам категорически не хотелось отвечать.
— На этот раз материнское сердце ошибается, — отозвался папа мягко.
Взгляд, полученный им в ответ, мягкостью не отличался.
— Вы каждый раз говорите мне это. И что после?
Мы со Вторым переглянулись с плохо скрываемым волнением. Каждый раз после дело оборачивалось не лучшим образом. Нет, разумеется, мы выкручивались каждый раз, отделываясь
— Да все же в порядке было, — обезоруживающе улыбнулся Эдвард, которому досталась как минимум большая часть обаяния, которое отсыпали на нас двоих. От Второго млели даже домашние, не в силах не умиляться.
В игру тут же включилась и Эмма, начав трескотню о ближайших званых вечерах, нарядах и кавалерах, которые увивались за ней. Излишнее количество поклонников младшей дочери беспокоило леди Кэтрин Дарроу не меньше, чем колдовские подвиги старших детей, так что отвлекающий маневр Эммы сработал просто идеально. Мама считала, что младшенькой еще рано слишком увлекаться молодым людьми, и это сестре начали доходчиво и обстоятельно разъяснять.
После ужина я намеревалась с глазу на глаз переговорить с отцом, однако сразу по окончании трапезы он отбыл — получил послание от его величества, а монархов не заставляют ждать. Ну, по крайней мере, пока речь не идет о неминуемой гибели.
Ночи я опасалась, и сильно, когда сон завладевал сознанием и контроль ослабевал, к колдунам и ведьмам частенько являлись сущности, пытающиеся смутить, толкнуть на темные дела. Но, видимо, амулет тети Шанты работал без нареканий… А может, та сущность, что пожелала прийти на помощь, и вовсе не планировала постоянно преследовать меня.
Однако стоило мне расслабиться и начать засыпать, как тут же пришла в себя: зеркало засветилось синеватым призрачным светом. Стало быть, гости все-таки пожаловали, пусть и вовсе не те, каких ждала. Я села на постели, и уставилась в стекло, которое перестало отражать мою спальню. Теперь зеркало стало окном, и через него на меня смотрел Охотник Неблагого двора. Как же все-таки иронично сложилась жизнь моих родителей и моя собственная — мы враждовали с Благим двором, однако же с двором Неблагим отношения сложились в каком-то смысле теплые, если вообще так можно говорить о сотрудничестве с фэйри, нечистью, чья суть изначально враждебна людям.
И все-таки расслабились мы, перестали переживать о безопасности в собственном доме, зеркала висели даже в спальнях. А через зеркала многие могут смотреть, и кто-то даже мог прийти.
— Здравствуй, ведьма, — вполне дружелюбно произнес Охотник, не пытаясь перейти из своего мира в наш. В случае фэйри так проявлялась своего рода вежливость, а также демонстрировались добрые намерения.
— И что тебя ко мне привело? — спросила я, не приветствуя нечисть.
Фэйри нельзя было желать здоровья, нельзя было говорить, что рад встрече, нечисть может посчитать, что ее желают видеть, и в покое уже не оставит никогда.
— Да вот замучило любопытство, — усмехнулся бледными губами Охотник. — Все-таки не каждый раз видишь подобные занятые истории. Можно даже гордиться, что в какой-то мере поучаствовал.
Если только фэйри вообще способны испытывать гордость или иные подобного рода чувства. И поди догадайся, что на самом деле привело ко мне Охотника, чего он на самом деле сейчас желает.
— В чем поучаствовал? — задала я именно тот вопрос, который и хотели от меня услышать.
Да, разумеется, нечистая сила решила поиграть в собственную игру, которая может обернуться мне и на беду, да и не только мне, но отказываться от сведений фэйри было не с руки.