Леди и наследство
Шрифт:
— Ну, здравствуй, Звездочка моя, — донесся до меня голос старухи.
Тот самый голос.
Не зря волновалась тетя Шанта, не зря беспокоился отец. Ко мне искала пути моя прабабка, и дорогу она все-таки нашла. Эту ведьму даже смерть не могла остановить, и спастись от нее оказалось невозможно.
— Что же молчишь, девочка? Я Тшилаба. Ты моя кровь и плоть, могла бы и уважить прабабку, — усмехнулась старуха, не сводя с меня тяжелого немигающего взгляда.
Сможет ли она сейчас выйти из зеркала? Фэйри могли… Но фэйри не призраки, другая природа, другие правила… Одно понятно,
Колени начали мелко дрожать, а после захлестнул стыд. Я дочь своего отца, я Дарроу, Дарроу не боятся.
— Ох ты, как перепугалась-то, — покачал головой призрак в зеркале.
Ее темный тяжелый взгляд продолжал меня буравить, и под ним становилось холодно, смертельно холодно. Она не спешила нападать, и от этого становилось еще страшней. Если нападают, хотя бы можно не думать и просто защищаться. Ожидание опасности всегда мучительно.
— А ведь так сильна, так горда, и что в итоге? Перед старухой обмерла, да еще и мертвой старухой, — продолжала насмешничать шувани.
Во рту пересохло, однако я заставила себя заговорить. Один Творец ведал, чего мне этого стоило.
— Я слишком хорошо знаю цену мертвой старухе, что передо мной, — скорее хрипло прокаркала, чем произнесла я. Сердце заполошенно билось в груди.
Тшилаба улыбнулась с невероятным довольством. Ей нравилось, что перед ней трепещут, хотя она и не упускала случая поиздеваться надо мной.
— Но с чего бы тебе бояться меня, Чергэн? — спросила ведьма, чуть подавшись вперед.
На миг показалось, что она вот-вот окажется здесь, в моей спальне, рядом со мной.
— С того, что ты ненавидишь Дарроу. Ненавидишь моего отца, мою мать, — ответила я, не понимая, к чему клонит злобная старуха.
— Пустое, Звездочка, — произнесла Тшилаба, покачав головой. — То — прошлое. Горе мое давно себя избыло, и я поняла, зачем Лачи, моя драгоценная дочь, оставила свой народ и связалась с тем проклятым гаджо.
Я хотела верить в правдивость слов прабабки, очень хотела, но вот только не могла, памятуя о том, насколько же коварны подчас могут быть рома, особенно когда речь идет о любви или мести. Если же месть из любви — впору и вовсе ужасаться.
— Лачи пыталась объясниться со мной до того, как ушла из табора, Звездочка. Она твердила и твердила одно и то же, говорила, что ее судьба принести славу и силу нашему народу. Лачи желала блага рома, не гаджо. А после родила… твоего отца, Чергэн, и оставила наш мир.
В словах Тшилабы, что уже сама перешла границу между живыми и мертвыми, звучало такое отчаянное горе… Ей попросту нельзя было не сочувствовать. К тому же, если Лачи, очевидно, ушла навсегда, а вот мятежный дух ее матери так и остался на той тонкой грани, которая становится убежищем для призраков.
— И я подумала, — продолжала тем временем мертвая шувани, — моя дочь ошиблась. Она видела дальше всех, кажется, судьба каждого человека, что жил, живет или только будет жить, Лачи была известна. Но ведь от ее брака с гаджо и родился всего лишь гаджо.
Вероятно для Тшилабы стало большим ударом, узнать, что жертва дочери — а для Лачи оставить семью,
Даже если твой ребенок или твой внук не соответствует ожиданиям, что же, теперь его следует убить?
— Кто же знал, что говорила она вовсе не о своем сыне, а тебе, внучке. Ты невероятно сильна, Звездочка моя, сильна настолько, что не ведаешь пределов, которые тебе отмерены, — произнесла Тшилаба со спокойным торжеством души, нашедшей, наконец, упокоение после долгого пути.
И в этот момент я поняла, что мне стало еще страшней, и теперь страх отдавал горечью. Выходит, все смерти, все трагедии, годы вдовства моего отца — причиной всему этому по сути стала я. Ради моего появления на свет Лачи решилась рискнуть всем, пойти против воли матери и связать свою жизнь с гаджо.
— И что с того? Пусть и сильна, — пожала я плечами с деланым равнодушием.
Прабабка все еще не спешила покидать зазеркалье, и это самую малость успокаивало, но все бояться до конца я не перестала.
— Сила нашего рода, та, что должна была перейти к Лачи после моей смерти, осталась без владельца. Мне нужна наследница, Чергэн, я хочу, чтобы наша сила перешла к тебе так, как и должно было произойти с самого начала, — огорошила меня Тшилаба.
Вот почему ведьма предложила мне помощь и не попросила ничего взамен за спасенные жизни, старуху держала между жизнью и смертью не только жажда мести, но и родовая сила, которую Тшилаба передавать тете Шанте то ли не захотела, то ли и не смогла тоже. Я была не совсем уверена в том, может ли стать наследником потомок младшего ребенка, а из двух дочерей Тшилабы старшей была именно Лачи, а вовсе не мать тети Шанты.
С одной стороны, что дурного в том, чтобы получить силу, которая и так должна была принадлежать мне. С другой же, что помимо силы старой ведьмы может ко мне перейти? Тетя Шанта никогда не рассказывала ни о чем подобном, нужды не было, а у гаджо отличные законы.
— Я не желаю этой силы, — тихо, но притом и решительно произнесла я. — Мне достаточно того, что уже имею, большего я не хочу.
Шувани несколько минут хранила молчание, как будто ей требовалось время, чтобы осмыслить тот ответ, который она получила на более чем щедрое предложение. Ведь кто может так запросто отказаться могущества?
Я ожидала вспышки гнева, попытки напасть, чего угодно… Однако Тшилаба сохраняла спокойствие. Клянусь, она даже улыбалась, довольно и чуть насмешливо, будто мои слова ни капли не разочаровали старуху и не расстроили.
— О да, несомненно, сейчас ты не хочешь, — покивала моя цыганская прабабка. — Мы все сперва не хотим, Чергэн. Все. Но придет день, и захочешь. Сама захочешь — и попросишь. Пройдет совсем немного времени, девочка, и ты заберешь все, от чего сейчас отказываешь, заберешь с алчностью. Просто нужно немного подождать. До скорой встречи, моя Звездочка. Свети ярко.